Разбойник - Керриган Берн

Темнота оставалась безмолвной и неподвижной так долго, что Фара спросила себя, не был ли призрак Блэквелла галлюцинацией, вызванной наркотиком в ее венах.

– Вдова? – пробормотал наконец Блэквелл, словно она поразила его своими словами. – Вы можете разыгрывать почтенную матрону с другими, миссис Маккензи, но вы – женщина со страшными тайнами. И уж так вышло, что мне эти тайны известны.

Самонадеянность Блэквелла раздражала Фару, но от его слов ее сердце сильнее забилось. Это было абсолютно невозможно. Разве не так? Ее тайны умерли десять лет назад и были похоронены в мелкой, безымянной могиле.

Вместе с ее сердцем.

– И что же, по-вашему, вам известно? – прошептала она. – Чего вы хотите от меня?

Еще одна вспышка молнии разветвила грозу, осветив его огромную тень, окрасив эбеново-черные волосы в синеву и придав неестественно серебристый оттенок больному глазу. Фаре удалось лишь на миг увидеть выражение его лица, но он не успел нацепить маску бездушия в этот миг, и то, что она увидела, ошеломило ее.

Блэквелл наклонился ближе к ней, опустив голову, и его глубоко посаженные глаза, пылая, смотрели на нее сквозь темные ресницы. Его рука зависла в пространстве между ними, на его лице застыло выражение изысканной боли и тоски одновременно. Видение исчезло так же быстро, как и появилось, и Фара сидела в темноте, ожидая прикосновения его пальцев. Но он не тронул ее, а его тень стала казаться широким контуром на фоне окна, когда он встал и отошел прочь.

– Ваши вопросы лучше оставить на утро, – проговорил он.

Смутившись, Фара не могла отогнать от себя картину того, как он потянулся к ней. Шрам портил резную симметрию черт его смуглого лица. Конечно, он придавал Блэквеллу еще более угрожающий вид, но обнаженная, томительная агония, свидетельницей которой она стала на мгновение, придала ее страху мистический оттенок. Было ли это следствием грозы или ее еще не восстановившегося полностью зрения?

В дальнем конце комнаты открылась дверь, и Фара снова удивилась. Он двигался так осторожно в кромешной тьме, не натыкаясь на мебель и не издавая ни звука.

– Как долго вы намереваетесь держать меня здесь пленницей, мистер Блэквелл? – спросила Фара. Ее руки на простынях дрожали, веки отяжелели.

– Я вовсе не намерен делать вас своей пленницей, миссис Маккензи, – ответил он после короткой паузы.

– Ну, узницей. – У нее создалось впечатление, что она его позабавила, или это была озлобленность? Изданный им звук невозможно было правильно истолковать, не видя его лица.

– Поспите немного, миссис Маккензи, – посоветовал Блэквелл. – Сегодня вы вне опасности, а завтра все прояснится.

Сказав это, он оставил ее, заставив размышлять о том, что он подразумевал под словами: «сегодня вы вне опасности».

Слова Дориана Блэквелла оказались пророческими, это Фара поняла, пробудившись от сна без сновидений, когда солнечный свет пролился на ее кровать и приятно согрел ей кожу. Ее мысли и зрение очистились наконец от грозовых туч минувшей ночи, и она почувствовала себя отдохнувшей и обеспокоенной одновременно.

Моргая от яркого солнечного света, Фара услышала в комнате какие-то громкие шорохи. Вскрикнув, она резко вскочила, когда в огромном камине вспыхнул огонь, разведенный невысоким, но крепким мужчиной, одетым слишком хорошо, чтобы быть слугой. Мужчина повернулся к ней лицом, над его седеющей бородой засияла веселая улыбка.

– Доброе утро, миссис Маккензи! Какое удовольствие наконец-то познакомиться с вами. – Он пересек комнату с удивительной для такого невысокого и плотного человека скоростью.

Встревожившись, Фара поспешно натянула одеяло на расстегнутый лиф, хотя под ним виднелась только шелковая сорочка.

– Не… не подходите ближе. – Фара подняла руку, чтобы остановить его, и тут же поняла, насколько это было нелепо.

Но, как ни странно, ее жест произвел на него впечатление: он замер у изножья кровати.

Взгляд ласковых голубых глаз смягчился, морщины на его щеках слегка разгладились, что придало ему отеческий вид.

– Тебе незачем бояться меня, дорогая девочка, я здесь только для того, чтобы разжечь огонь в камине и принести тебе завтрак. – Он указал на поднос с едой, стоящий у его левой руки около кровати. – Не сомневаюсь, что в животе у тебя переполох, поэтому я принес немного рисового пудинга, перепелиное яйцо, тост и чай.

Пока Фара смотрела на искусно расставленную посуду, ее желудок издал голодный протестующий звук.

Улыбка вернулась на лицо мужчины, светящееся от удовольствия.

– Ну вот, так я и думал. – Взяв поднос, он осторожно поднес его к Фаре и поставил ей на колени. – Ты можешь позавтракать, как истинная леди. – Он, сияя, подал ей льняную салфетку.

Фара, повинуясь привычке, протянула руку, чтобы взять салфетку и положить ее куда надо, пока он наливал чай в изящную фарфоровую чашечку самого чудесного оттенка зеленой мяты.

– Вы – мистер Мердок, – сказала Фара, узнав ворчливый голос. – Из поезда.

Взгляд, который он бросил на нее из-под ресниц, было невозможно разгадать.

– Ага, – наконец подтвердил он. – Хотя я надеялся, что ты ничего не вспомнишь о путешествии. Мы специально не давали тебе прийти в себя, чтобы ты не испытывала стресса.

Фара вытаращила на него глаза. Стресса? Да как человек может не испытывать стресс, когда его похищают и увозят в эту изолированную часть света? И что на уме у этого мужчины, который обращается с ней как с желанным гостем, а не как с заложницей?

– Сахар? Сливки? – Мердок заботливо указал на сливочник, полный свежих пенистых сливок, и на сахарницу с кубиками сахара.

– Нет, благодарю вас. – Правила хорошего тона требовали быть вежливой даже с тюремщиками. Фара изучающе посмотрела на Мердока, поднося чашку к губам, но ее рука замерла на полпути, когда она осознала, что в заварке может быть что-то еще, кроме чая.

– Не бойся, девочка, это всего лишь чай на завтрак, не больше. – Он правильно расшифровал ее мысли.

Фара выпила. Если он намеревался снова накачать ее тем, что недавно лишило ее сознания, то, скорее всего, как и раньше, зажмет ей рот и нос куском пропитанной наркотиком ткани. Чай оказался вкусным и крепким, и хотя Фара привыкла по утрам пить кофе, чай помог ей разогнать паутину, путавшуюся в уголках ее сознания.

– А разве тут нет горничной, которая могла бы мне прислуживать? – спросила Фара, надеясь, что в женской компании она могла бы найти сочувствие и шанс убежать.

– Ты, очевидно, слишком важна, чтобы вас обслуживал кто попало. – Судя по лукавой искорке, промелькнувшей в его не сходящей с лица улыбке, Мердок опять понял, что у Фары на уме. – Он сказал, что ты будешь столь же умна, сколь красива, – отвесил ей комплимент Мердок, подталкивая к узнице хрустальное блюдо с рисовым пудингом.