Красна Марья - Наталья Ратобор

Приблизились к тройке командиров. Сергей, искоса глянув на друга, а затем решившись, подошел к ним, заговорил преувеличенно оживленно, трогая Вышевича за рукав, настойчиво выспрашивая о чем-то, активно вовлекая в беседу и военспеца Беринга, прося подтверждения своих слов. Марию Сергеевну он нарочито игнорировал. Алексей с напряженным лицом искоса поглядывал на комиссара в кожанке. Так и не понявший хитроумной тактики друга, он отошел к кромке воды, выбрал несколько гладышей и стал зашвыривать «оладушками». Сзади подошла комиссар и негромко обратилась к нему, справляясь, как устроились на новом месте. Алексей ответил что-то неопределенное, выпрямился, уставившись в зеркальную поверхность воды.

— О чем думаешь? — поинтересовалась Мария Сергеевна, всматриваясь в профиль моряка.

— Да вот… Такая благодать кругом — не верится, что война…

— Послушай, Алексей, я давно хотела с тобой поговорить… Пройдемся, пожалуй?

Алексей повернулся всем корпусом, с внимательной настороженностью вглядываясь в лицо комиссара, не зная, чего ожидать. Они медленно побрели по мысу, удаляясь от спутников.

— Товарищ Михалёва, куда вы? — недоуменно окликнул Вышевич.

Сергей тут же отбросил многоглаголевую дипломатию и оборвал его насмешливо укоризненным тоном, имитируя местечковые интонации собеседника:

— Това-а-арищ Вышевич! Оставьте этих двоих в покое — им есть о чем поговорить!

Вышевич удивленно уставился на Седого и не нашелся что ответить. Беринг только горько усмехнулся: ему было больше него известно об этой «эпопее».

Между тем Мария Сергеевна и Алексей медленно шли вдоль берега, незаметно поглядывая друг на друга и не решаясь нарушить молчание. Набрели на поваленное дерево.

— Присядем?

Мария Сергеевна кивнула. Она теперь собралась с мыслями:

— Я слышала, тебя можно поздравить, Алеша. У тебя, кажется, сын?

Тот вздохнул:

— Степаном назвали.

— Ну что ж… Я вот о чем хотела поговорить… Нехорошо, что ты от родного ребенка отворачиваешься: знаешь ли, в наше время и так сирот полно…

Алексей вздрогнул: комиссар почти дословно повторяла сказанное отцом Серафимом при последней встрече.

— Видеть ее не могу… После давешнего… — процедил сквозь зубы.

— Послушай: ведь ребенок ни в чем не виноват. Прости меня, но он же не просил тебя зачинать его!

Задетый за живое, Алексей резко повернулся к ней, но сдержался и смолчал.

— Алеша… — немного помолчав, продолжала женщина более мягким тоном. — Ты же, кажется, верующий человек. — Алексей глянул с изумленным вниманием. — Да ведь и по вашим церковным представлениям бросить дитя — грех. Послушай! Простить надо, ведь она жена твоя!

— Не жена: не венчался я с ней! — упорствовал Алексей.

— Ну… По форме, может, и не жена, а по сути…

— Мария, слушай меня: не вернусь к ней! И не надо корить себя, самоедством заниматься. В любом случае не вернусь! — непреклонным тоном возразил Алексей и прибавил в сердцах: — За прошлое — не прощу! За себя — простил бы, а за тебя…

Комиссар помолчала, а затем, встав и развернувшись к вестовому, который уже бежал за ними по берегу, требовательно бросила:

— Ну вот что: ребенка бросать не смей!

Глава 21

Алексей озадачил Марью Сергеевну категоричностью суждений. Впрочем, ей скоро стало не до разборов внутрисемейных отношений товарища Ярузинского: на них накатывалась Белая армия. Дивизия вела непрерывные бои и — терпела поражения: боевой дух красноармейцев падал день ото дня. Видя бедственное положение дивизии и комиссара, Алексей оставил мысли о дезертирстве, отложив его до лучших времен. Довольно быстро дивизия отступила практически до Энска.

На ночном совещании командного состава, где присутствовал и командир дозорного разъезда Ярузинский, было решено привлечь к обороне фабричное ополчение Энска, которое до сих пор патрулировало и поддерживало общий порядок в городе. Комиссар взяла на себя переговоры с командиром ополчения, ехать намечалось ранним утром. Алексей вызвался вести машину — в Энске он надеялся повидать отца Серафима. Комиссар недоверчиво покосилась, но промолчала и согласилась принять сопровождение.

После совещания комиссар отправилась на новую «квартиру» — в плохо обустроенную халупу, перекусить и собраться. Спать не ложилась. Близился рассвет, а с ним и утреннее построение. Алексей возился у машины: проверял масло, бензин, заводил, присматривался, выслушивал разглагольствования шофера про «слабые звенья в механизмах».

После утреннего построения взяли охрану и поехали в город. Товарищ Михалёва уселась на переднем сиденье — рядом с Алексеем, и, когда тронулись, промолвила с язвительной усмешкой:

— А ты, оказывается, еще и машину водишь — способный!

Алексей парировал, не отрываясь от дороги:

— А еще и гладью вышиваю!

Охрана грохнула от смеха. Комиссар тоже усмехнулась и оставила моряка в покое.

Фабричные приняли их дружелюбно, водили и показывали укрепления, возведенные собственными руками. День прошел удачно: сумели договориться о выводе ополчения за город, на вновь обустроенные позиции. Алексей весь день поглядывал на часы — ему так и не удалось вырваться к отцу Серафиму.

Возвращались уже затемно. На выезде из города, непонятно от чего, заглохла машина. Алексей отправил одного охранника раздобыть в городе бензина, другого отослал разыскать безопасный ночлег для Марии Сергеевны. На возражения комиссара, что, может быть, все обойдется и удастся скоро устранить неисправность, Алексей демонстративно вытер руки ветошью и с обреченным видом заключил:

— Не-е-е… До светла не управимся!

Мария Сергеевна недоверчиво глянула, но смирилась с ситуацией. По правде сказать, предыдущая бессонная ночь утомила ее, и она была бы не прочь передохнуть прямо в городе. Комиссар уселась в кабину и стала ждать возвращения бойца, искавшего ночлег. Опасаясь, что уснет прямо в кабине, она вышла на свежий воздух, присела на корточки, прислонившись спиной к машине, рядом с Алексеем. Тот покусывал травинку и упорно косился на нее, вызвав внезапное волнение. Наконец Мария не выдержала:

— Что?

Алексей помолчал, покусал еще стебелек и негромко сказал:

— Красивая ты…

Не отвечая, Мария Сергеевна встала, прошлась, потерла руки. От находящейся неподалеку большой реки несло прохладой, женщина поежилась. Алексей тоже поднялся:

— Замерзла? — Стащил с себя бушлат: — Ты позволишь? — и, видя, как она протестующее вскинулась, проговорил успокоительно и насмешливо: — Да не бойся, не съем…

Мария Сергеевна глянула ему в глаза, устыдилась своих опасений и кивнула. Алексей придвинулся и принялся укрывать ей плечи, потом подтянул воротник бушлата к ее подбородку. На мгновение их лица сблизились — глаза глянули в глаза. В один миг рассыпались, как труха, все нагромождения лжи, которыми эти двое потчевали себя все это время в борьбе с собою, — все сдуло единым порывом ветра. Два горячо любящих и любимых человека смотрели друг другу в самую душу. Они сконфузились и чуть отстранились. Некоторое время молчали, отведя