Любой ценой - Валерий Горшков

– Че за дела?! Отпустите меня! Я не при делах! Этот хромой туфту гонит! – заорал, пытаясь вырваться, рыжий. Не тут-то было. Его подельник при первых признаках шухера попытался сунуть руку в карман пальто, чтобы сбросить на пол главную улику – сверток, но ему не позволили – повисли на обеих руках, как гири, полностью обездвижив и пригнув лицом к полу. Вор скрипел зубами, отчаянно матерился, но уже не дергался. Понял – бесполезно. Взяли на кармане. С поличным. Теперь его ждет быстрый суд, срок и лагерь. Где-нибудь на курортах не столь уж и отдаленной Республики Коми.

– Мужчина! Вы-вы, да, – обратился к толстяку Ярослав. – Проверьте, пожалуйста, портфель. Кажется, кое-что из того, что лежало там полминуты назад, сейчас отсутствует…

Толстяк подпрыгнул, как ужаленный, когда обнаружил пропажу. Со страхом, перемежающимся с растерянностью, пролепетал, глядя на Ярослава:

– Деньги пропали. Тридцать тысяч. Я… только что три картины продал. Из личной коллекции. Я – искусствовед, из Русского музея.

– Не пропали ваши денежки, к счастью, – шумно вздохнул Охотник, поняв, что дело сделано. – Сверток в кармане вот у этого типа, в синем пальто. Только не доставайте пока! – упреждающе предупредил он держащих вора мужчин. – И ему не позволяйте! Это должна сделать милиция. При свидетелях.

– Спасибо, товарищ капитан, вы меня спасли!!! – громко икнул, подобострастно глядя на Ярослава, толстяк. Протиснулся навстречу, с чувством пожал руку. И вдруг, резко изменившись в лице, развернулся на сто восемьдесят градусов и с такой силой врезал рыжему ворюге в нос, что у того мгновенно помутнел взор и подкосились ноги. Нокаут. Если бы не вцепившиеся в куртку и руки рыжего сразу с трех сторон бдительные пассажиры, щипач наверняка рухнул бы бесчувственной чуркой на пол вагона. Но ему, мягкому, как тряпичная кукла, не позволили, удержав в вертикальном положении. Из разбитого носа щипача вытекли две быстрые рубиновые струйки. Кровь обогнула губы и начала капать с подбородка на грудь, расплываясь темным пятном на шарфе…

– Я в молодости боксом занимался, – поймав на себе заинтересованный взгляд Охотника, с гордостью сообщил толстяк, потирая отбитые костяшки руки.

– Красивый удар, – согласился Охотник. – Эй, там! Скажите трамвайщику, пусть не открывает двери и бежит за милицией, – распорядился Ярослав. – Кажется, участок здесь рядом, за углом.

– А что вы тут распоряжаетесь?! По какому праву?! – возмутился кто-то, стоящий на ступеньках. – Мне выходить надо! Я опаздываю на встречу!

– Подождешь, старый хрен, ничего с тобой не случится, – грубо осадил его другой мужской голос. – Не каждый день карманников с поличным ловят…

Милиция, числом четверо – трое в форме и один в штатском, прибыла на место кражи уже через пять минут. Зрительная память Ярослава, много лет назад случайно, мельком, запечатлевшая где-то в этом квартале дверь с табличкой и припаркованный рядом черный автомобиль, действительно его не обманула – околоток находился поблизости от Никольского собора. Буквально в двух шагах. Милицонеры оказались служаками ушлыми, опытными, и времени зря не теряли, действуя быстро и четко. Зашли в трамвай, блокировали задержанных гражданами воров, накоротке выслушали очевидцев – главным образом Ярослава, тут же, призвав понятых, произвели изъятие свертка, в котором оказались деньги. Тридцать тысяч рублей. Сумма просто огромная. Большинство пассажиров трамвая впервые видели такие бешеные деньги собственными глазами. По вагону прошел гул. Ярослав еще слабо ориентировался в ценах, но, как не без зависти заметила какая-то любопытная дамочка артистического вида, протиснувшаяся из толпы ближе к месту действия: «За такие деньжищи можно запросто купить приличный, ухоженный финский домик где-нибудь в живописной зоне, на северном побережье Финского залива».

Если так, то толстяку действительно было от чего в первые секунды после кражи впасть в отчаяние. Он буквально места себе не находил, пока милиционеры не произвели изъятие вещдока и окончательно не выяснилось, что деньги целы.

Когда необходимые по закону формальности на месте происшествия были закончены, старший группы, представившийся майором Щербатовым, предложил Ярославу, потерпевшему и двум пассажирам-понятым «ненадолго пройти в участок для завершения процедуры и составления документов».

В участке задержанных воришек сразу же посадили в камеру, свидетелям предложили пока подождать в коридоре, а Охотника и толстяка завели в комнату для снятия показаний. Щербатов достал лист бумаги, первым делом внес в него данные Ярослава и потерпевшего, а затем, закурив папиросу и пристально взглянув на толстяка, спросил:

– Стало быть вы, гражданин… э-э… Кацнельгогель… я правильно называю вашу фамилию? Хорошо. Вы получили эти тридцать тысяч рублей всего час назад или около этого, продав три картины художника Маклевича из своей домашней коллекции другому коллекционеру, вашему коллеге по службе в Русском музее, тоже искусствоведу, Нежинскому Льву Николаевичу? Проживающему по Большой Монетной, дом двенадцать, квартира пять?

– Совершенно верно, товарищ майор, – улыбаясь и кивая головой, как китайский фарфоровый болванчик, подтвердил толстяк. Сунув руку во внутренний карман пальто, потерпевший положил на стол сложенный вчетверо лист бумаги. – Вот, даже расписочка имеется. Извольте ознакомиться.

Майор изучил расписку, кивнул, вернул назад. Спросил сухо:

– Откуда у вас эти картины? Судя по цене – весьма недешевые, я бы сказал…

– Дело в том, что известный… в определенных узких кругах специалистов… художник Казимир Маклевич был, знаете ли, не только сумасшедшим со справкой, но и в некотором роде моим родственником. Двоюродным братом моей первой жены. После его трагической гибели в тридцать девятом году – он, в стельку пьяный, утонул в Волхове – все его картины достались жене, а от нее – мне. После развода.

– Ясно, – хмуро буркнул Щербатов. Под глазами майора залегли темные круги. Было видно, что милиционер долго не спал и чертовски вымотался. – Ладно. Вашего коллегу мы допросим отдельно, на предмет выяснения, откуда у него такая сумма. А к вам у нас претензий нет. Пока. Вот, распишитесь. Здесь и здесь.

– Простите, – напрягся Кацнельгогель. – А… мои деньги? Когда я смогу получить их назад?!

– Сейчас и получите, – ухмыльнулся, дернув щекой, Щербатов. – Подпишите протокол и расписку, что украденная у вас из портфеля сумма в тридцать тысяч рублей возвращена вам в милиции в целости и сохранности.

– Конечно, конечно! – обрадованно залепетал толстяк, мигом схватил перо, обмакнул его в чернильницу и подмахнул обе бумаги. Щербатов выдвинул ящик стола, достал пачку денег и отдал нетерпеливо ерзающему на стуле Кацнельгогелю, буркнув:

– Пересчитайте. Чтобы потом без претензий.

– Это лишнее, – поклонился толстяк, задом, как камчатский краб, ретируясь к двери прокуренного кабинета. – Всего доброго. Прощайте.