Страсть к вещам небезопасна - Франциска Вудворт

— Ты смотри, не забудь его все же порадовать, а то, судя по твоему настроению, он может и не узнать, что за счастье к нему прилетало.

— Об этом побеспокоился отец, приставив ко мне своих охранников.

— Ирен, давай без своих обычных выкрутасов. Пожалей старую гвардию, они много лет служат нашей семье, а истории о твоих выходках уже стали байками среди охраны, которыми пугают молодых.

— То-то они такие суровые и при каждом моем резком движении тянутся к пистолетам, — ехидничала сестра.

— Если будут сердечные приступы — высеку!

Любой другой принял бы его угрозу, брошенную таким тоном, всерьез, но Ирен было все нипочем:

— Братишка, ты на меня даже в детстве руки не поднимал.

— Но с каждым годом хочется все сильнее исправить это упущение, — совершенно искренне признался Богдан. Если вспомнить все ее выходки…

— Да ты свиреп! Но я тебя все равно больше всех люблю.

Даже не видя сестру, Ковальский знал, что сейчас она проказливо улыбается, но говорит правду.

— И ты всегда в моем сердце.

— Богдан, мне сейчас хочется захватить самолет и развернуть его к тебе, — уже совершенно серьезно и очень тоскливо произнесла Ирен.

— Тогда точно высеку! — строго произнес в трубку. С нее станется сбежать от охраны и прилететь. Он тоже соскучился, но здесь ждут дела, и лучше увидеться дома. — Удачного полета, и не забудь напомнить Хану насчет Рождества.

— Напомню, — вздохнула сестра и отключилась.

Несколько мгновений Богдан размышлял, не набрать ли Хана, но все же не стал и пошел вниз к гостям.

Практически всю дорогу мы молчали, каждая думала о своем. Хорошо, что я села за руль. Это позволило сосредоточиться на дороге и хоть немного отвлечься.

Я не винила Кристофа, скорее злилась на себя за то, что позволила уговорить и поехала. Ведь чувствовала — лучше не стоит. А теперь сама как оплеванная и Сашке романтические планы на выходные испортила. С другой стороны, Кристоф показал свое истинное лицо, и это хорошо. Еще в клубе видно было: он хочет просто переспать со мной. Наверное, задела мужское самолюбие тем, что не повелась на его брутальный шарм, вот испанец и решил добиться своего, разыгрывая приятного кавалера. Как же мерзко от всего этого! Но было бы еще хуже, не поспеши он. Ведь я испугалась его напора, а действуй Кристоф более медленно — разомлела бы от ласк и могла сдаться. И оказалась бы еще одной галочкой в его списке побед!

«Все к лучшему», — сказала себе, и эта мысль успокоила душевные терзания. Я еще легко отделалась.

Мы подъезжали к нашему дому, и Саша бросила взгляд на свои окна.

— Странно, почему у бабули свет во всех комнатах горит? — произнесла она.

— Может, приступ? — забеспокоилась я. Обычно Аделаида Стефановна ложилась спать рано, а тут ночь и она еще не спит.

— Сейчас позвоню ей.

Сашка достала телефон и набрала домашний, но никто не брал трубку. Я припарковалась и вопросительно посмотрела на нее.

— Идем. Проверим, как она.

— А что я скажу насчет своего внешнего вида?

— Саша, а если ей плохо?

— Подожди минуту, я переоденусь.

Она пересела на заднее сиденье, открыла сумку. Быстро избавилась от вечернего платья, влезла в брюки с рубашкой. Босоножки сменила на ботильоны, натянув их на голые ноги, а куртку надевала уже на ходу, выходя из машины.

По домофону мы звонить не стали, сразу открыв ключами. Выйдя из лифта, замерли возле приоткрытой двери квартиры, не решаясь войти.

— Может, она вызвала «Скорую»? — неуверенно предположила я. Почему-то от вида незапертой двери стало страшно.

— Бабушка! — отмерла Саша и первой бросилась в квартиру.

Дом, в котором всегда царил безукоризненный порядок, был разгромлен, как будто по нему пронесся тайфун. Все ящики в гостиной открыты, вещи валялись на полу, вперемешку с фотографиями и бумагами. На стенах висели рамы без картин.

Не сговариваясь, мы кинулись в спальню Аделаиды Стефановны. Там творился такой же кавардак. Бабушка лежала, привязанная скотчем к спинке упавшего стула. Седые волосы, всегда собранные в узел на затылке, были распущены, и слипшиеся от крови пряди скрывали лицо. Белая шелковая пижама была вся в прорехах и пропиталась кровью. И на полу кровь… много крови!..

Сашка тонко ойкнула и столбом замерла на месте, боясь подойти. Оттолкнув ее, я бросилась вперед, рухнула на колени и отодвинула волосы от бабушкиного лица. Глаза Аделаиды Стефановны заплыли от побоев и были закрыты. Рот заклеен скотчем, но я услышала рваное дыхание и рванула скотч.

— Саша, «Скорую»! Она жива, — закричала я.

— Сейчас, сейчас… — дрожащими руками подруга достала сотовый и стала тыкать по кнопкам, но телефон выпал и улетел под кровать.

— Звони из гостиной! — шикнула на нее. Нельзя было терять время.

Кивнув, Сашка опрометью выскочила из комнаты, к стационарному телефону.

— Аделаида Стефановна! — Опустив взгляд, я увидела, что бабушка открыла глаза и натужно дышит через рот. — Сейчас «Скорая» приедет. Держитесь!

Она посмотрела мутным взглядом, но, кажется, узнала.

— Под… ногами.

— Что?

— Подо мной… возьми. — Каждое слово давалось ей с трудом.

Думая, что Аделаида Стефановна говорит о своем ингаляторе, я стала шарить под ее ногами, путаясь в широких шелковых штанинах пижамы.

— Сейчас… потерпите…

Из гостиной доносился сбивчивый голос Сашки, дозвонившейся в «Скорую», и я надеялась, что они быстро приедут.

Бабушка лежала на боку вместе со стулом, и я боялась ее поднимать, чтобы не сделать хуже. Нужно было разрезать скотч… Но в первую очередь — найти лекарство, чтобы облегчить дыхание. Пальцы нащупали что-то круглое. Браслет! Ее браслет из эбенового дерева.

— Давайте надену…

Я потянулась к руке Аделаиды Стефановны, зная, что обычно эта вещица помогала ей лучше ингалятора.

— Себе… возьми… его, — задыхаясь, проговорила бабушка.

— Я взяла, давайте наденем вам!

От волнения я не могла анализировать ее слова.

Руки пожилой женщины по локоть были примотаны скотчем к туловищу, и я взяла ее за запястье. Меня чуть не затошнило, когда увидела, что ладонь в крови и нет половины мизинца. Господи, ее жестоко пытали!

Неожиданно Аделаида Стефановна крепко схватила меня за руку.

— Себе надень! — четко произнесла она.

В растерянности, что не так поняла, подняла взгляд к ее лицу.

— Т-т-вое… спрячь… — Она хрипела и, борясь с удушьем, выдавливала из себя: — Концы снимаются… дневник… дача… тайник Алекс…