Один день что три осени - Лю Чжэньюнь

речка, каждый день с утреца пораньше Лао Чжу выходил к берегу и, обратившись лицом к полю, затягивал какую-нибудь арию, отмечая наступление нового дня. Однако, если в готовке лыток он слыл мастером, то до исполнения опер он явно не дотягивал, не было ни одной ноты, которой бы он не переврал. Понимая, что с пением у него нелады, всякий раз, когда в ресторан захаживал Ли Яньшэн, он пытался разузнать у него певческие хитрости. Ли Яньшэн хоть и понимал, что Лао Чжу явно не рожден для того, чтобы стать певцом, тем не менее, обгладывая лытки, терпеливо объяснял ему все тонкости этой профессии. Лао Чжу непрестанно кивал, а иногда даже кормил Ли Яньшэна за бесплатно. Если Лао Чжу и прежде был так добр к Ли Яньшэну, то обратись тот к нему за помощью в трудную минуту, проблем бы наверняка не возникло.

Подойдя к ресторанчику «Маршал Тяньпэн», Ли Яньшэн решил внутрь не заходить. Там оказалось полно народу, поэтому заводить речь о деньгах Ли Яньшэну было бы неудобно; Лао Чжу, который крутился как белка в колесе, тоже было бы несподручно проявлять внимание к другу. Поэтому Ли Яньшэн подошел туда между обедом и ужином. Он не появлялся здесь уже больше месяца, и сейчас сбоку от входа он заметил новый навес; чуть поодаль стояло несколько огромных железных тазов, доверху наполненных лытками, рядом толклись пять-шесть разнорабочих; вооружившись скребками, они очищали копытца от щетины; обработав лытку, они бросали ее в другой таз. Под самим навесом располагался огромный котел, на вид в целый чжан[19] в обхвате, под ним, треща на все лады, пылали дрова и, облизывая края, поднимались языки пламени; в набитом до отказа котле, в кипящем бульоне ворочались свиные лытки.

Ли Яньшэн отдернул занавеску, зашел внутрь и тут же увидел сидевшую за прилавком жену Лао Чжу, которая, перебирая костяшки счет, подбивала выручку.

– А чего у вас котел с лытками у порога? – поинтересовался Ли Яньшэн.

Жена Лао Чжу, подняв голову, мельком взглянула на Ли Яньшэна и сказала:

– На кухне ремонт, выкручиваемся как можем.

– Раз на кухне ремонт, значит дела идут в гору.

– Более-менее, – ответила жена Лао Чжу, не отрываясь от дела.

– А где Лао Чжу?

– Зачем он тебе?

– Разговор есть.

– Если что-то срочное, то разговора организовать не получится.

– Это почему? – удивился Ли Яньшэн.

– Он уехал в Дацин.

– А что в Дацине?

– У него была тетка, которая вместе с мужем уехала на Дацинские нефтепромыслы, там их семья пустила корни, а несколько дней назад тетка померла, поэтому он уехал на похороны.

Ли Яньшэн на секунду осекся, после чего спросил:

– А когда вернется?

– Трудно сказать, самое меньшее – дней через семь, а самое большее – через полмесяца, тут надо выдержать седьмицу, а потом уже хоронить. А если учесть, что от Яньцзиня до Дацина больше четырех тысяч ли, да и ехать туда приходится на двух поездах, то как все оно сложится вообще непредсказуемо.

Ли Яньшэн понял, что и тут занять деньги ему не повезло. Мобильных телефонов в те годы не было, связаться с Лао Чжу он никак не мог; если с Лао Чжу Ли Яньшэн все-таки общался, то с его женой он ни в каких дружеских отношениях не состоял, они лишь знали друг друга в лицо; оперных арий жена Лао Чжу не пела, певческих хитростей у него не разузнавала, поэтому озадачивать ее своими проблемами Ли Яньшэн не стал, чтобы не совершить ту же ошибку, которую он допустил с Лао Бу, открыв душу абсолютно чужому человеку. Пока Ли Яншэн, качая головой, выходил из ресторанчика «Маршал Тяньпэн», он не переставал сетовать на тетку Лао Чжу, которую угораздило помереть настолько невовремя.

За целый день так и не найдя никого, кто мог бы одолжить денег, и не придумав иных вариантов, Ли Яньшэн потерял весь сон. Проснувшись среди ночи и уже не в силах сомкнуть глаз, он пристроился на краешке кровати и, уставившись в темень за окном, затосковал. Окунувшись в свою тоску, он принялся бормотать себе под нос:

– Интао, эта твоя прихоть с Уханем меня скоро в гроб загонит.

– Я же не думала, что твои отношения с окружающими окажутся столь безнадежны, – ответила Интао.

Тут неожиданно проснулась Ху Сяофэн и, заметив, что Ли Яньшэн, уставившись в окно, снова разговаривает сам с собой, перепугалась:

– Снова обострение?

– Да нет, – поспешил отбрехаться Ли Яньшэн.

– С кем ты тогда разговаривал?

– Ни с кем, просто вспомнилось кое-что по работе, выскочило случайно.

На следующий день, торгуя в своей лавке, Ли Яньшэн снова все время промаялся в своих думах, у него даже черепушка заболела, но ничего дельного он так и не придумал. Дождавшись окончания рабочего дня, Ли Яньшэн в одиночестве поплелся домой. Шел он шел и подойдя к перекрестку, заметил местного дворника Го Баочэня, который в свете уличных фонарей накалывал на палку с иглой бумажный мусор. Вдруг Интао возьми, да и подай голос:

– Яньшэн, обратись к нему, он сможет тебе одолжить.

Ли Яньшэн, услышав такое от Интао, решил, что это полная чушь, Го Баочэнь работал обычным дворником и в месяц получал в половину меньше, чем Ли Яньшэн, к тому же у него было пятеро детей, поэтому он еле-еле сводил концы с концами; в свободное от основной работы время он собирал на улицах бумажки и сдавал их в пункт утиля, где выручал еще какие-то крохи на домашние расходы. Откуда у него могли водиться деньги? Ну раз уж Интао дала ему такой совет, ничего не поделаешь, и Ли Яньшэн решил попробовать. Как говорится, попытка – не пытка, по крайней мере, если потом придется спорить с Интао, у него появится бонус; а еще он подумал, что занимать у Го Баочэня как минимум было безопасно, поскольку тот не любил болтать и умел хранить тайны.

Хотя Го Баочэнь и был дворником, по словам гадателя Лао Дуна, выходило, что в прошлой жизни он занимал посты военного губернатора и премьер-министра. Даже в нынешнем своем существовании Го Баочэнь имел военную выправку, багровое лицо и звучный, словно колокол, голос, ни дать ни взять как у военного губернатора или премьер-министра. Однако, подобно Большеротому У, который держал харчевню у северных ворот, несмотря на свой звучный, словно колокол голос, Го Баочэнь ограничивался максимум десятью фразами в день. Как говорил гадатель Лао Дун, благородный человек не спешит разглагольствовать. Между тем яньцзиньцы частенько подшучивали над Го Баочэнем; проходя мимо и заметив того с метлой в руках, они начинали его задирать: «Как поживает премьер-министр?» или «Кабинет министров нынче переехал на перекресток?» Го Баочэнь, понимая, что над ним насмехаются, поначалу не обращал на это внимания; но кто же думал, что чем больше он