Будущее уже началось. Что ждет каждого из нас в XXI веке? - Брюс Стерлинг

В результате «повсеместной компьютеризации» вашим возлюбленным становится весь мир! Биты информации соблазняют атомы и сладострастно сливаются с ними! Мертвая глина содрогается в конвульсиях, открываются глаза-камеры и уши-микрофоны! То, что когда-то было холодным «интерфейсом», становится прекрасным, облаченным в плоть, сексуальным «интерактивом».

Так что, несмотря на разделяющие их столетия, у Гершенфельда и Рескина есть общая тема – теснейшая связь с материальным. Повсеместная компьютеризация – это «патетическое заблуждение» Рескина в мире высоких технологий. Ubicomp[16](как он вскоре станет известен) – это совершенно новые, пугающе откровенные взаимоотношения между людьми и их материальным окружением.

Обратите внимание, «думающие вещи» нас не любят. Они даже, если быть точным, не «думают», а еще меньше способны чувствовать или писать сонеты. Не имея тел, они не обладают сенсомоторными навыками, а это основная область деятельности мозга; не имея гормонов, они не испытывают желаний. Так что даже «самый прекрасный» стэплер не может ответить на мои чувства.

Однако оснащенные чипами приспособления, без сомнения, прекрасно могут проделывать все те вещи, которые сводят нас с ума, когда мы страдаем от неразделенной любви. Они, к примеру, могут скончаться в одночасье и не подавать признаков жизни именно в тот момент, когда мы действительно в них нуждаемся и зависим от них. Они могут нудно ныть, требуя нашего внимания, бесцеремонно вторгаться в нашу личную жизнь, даже неотвязно преследовать нас. Ubicomp – это технология XXI века, сулящая интимные душещипательные отношения и громадные проблемы. Неожиданно практически любой из окружающих нас предметов становится способным к нарушению своих обязательств, бездушной эксплуатации и подлому предательству. Жить с ними невозможно, но невозможно и жить без них.

Джон Рескин, к своему величайшему сожалению, так и не смог жить в любви. Жена ушла от него, потому что он не смог заставить себя отказаться от чрезмерного педантизма и брезгливости в отношении известных супружеских обязанностей. Он пал жертвой собственного заблуждения: с презрением отверг живого человека, торжественно поклявшись в «верности материальному».

Потерпев фиаско в качестве мужа, Рескин стал верховным гуру движения «Искусства и ремесла». Из эффектного поступка Рескина можно извлечь весьма важные уроки и для XXI века.

Рескин обладал необыкновенно твердыми убеждениями по поводу материальных объектов и их поведения. Сторонники «Искусств и ремесел» пропагандировали страстные, преданные и откровенные взаимоотношения между людьми и материальными объектами. Согласно Рескину, и здания, и предметы быта должны отражать особенности местной культуры и отвечать своему непосредственному предназначению, а не отрываться от жизни, претендуя на нечто большее и подражая легкомысленной кокетке. Дома должны строиться, а предметы быта изготовляться на века и с годами становиться лишь лучше. В них ни в коем случае не должно быть никакого обманчивого внешнего лоска или порочного и развратного украшательства. Предметы домашней утвари никогда не должны обманывать людей, скрывая дефекты в своей конструкции. Любимыми детищами братии из «Искусств и ремесел» были честные и откровенные изделия: полезные и прекрасные. Никаких безделушек, технических новшеств, мишуры или жалких мифических фетишей.

Как и любой брак, «Искусства и ремесла» периодически терпят крах. Однако настроения этого движения оказались очень живучими. Двадцать первый век весьма поспособствовал этому.

После начала выпуска массовой продукции еще во времена Рескина холодная безликость неуклюжих штамповок уже начала оскорблять людей со вкусом в лучших чувствах. Язык, которым был выражен яростный протест Рескина, возможно, устарел, но почва для его возмущения существует и по сей день. Каждое новое поколение вновь открывает жестокую истину: предметы нашего материального окружения не отвечают нашим потребностям, не удовлетворяют наших чувств. Так что каждый раз, когда «Искусства и ремесла» отвергаются как устаревшее, непрактичное, слишком мягкотелое и слащаво-сентиментальное движение, оно появляется вновь и вновь, всякий раз подаваясь под совершенно новым экзотическим соусом.

Поэтому, так как умение делать покупки сродни искусству или философии, одинокий призрак Джона Рескина бродит среди нас, отдавая свое израненное сердце грубо отесанным бревнам и видавшему виды шиферу – неуклюжим деревянным детским игрушкам, вязаным свитерам из Гватемалы, ветряным бамбуковым колокольчикам – вещам из натуральных материалов, теплым, простым, честным, откровенным и, ко всему прочему, верным и преданным.

Начало XXI столетия стало «золотым веком» дизайна. Это время свободной наличности, процветания дизайнеров, абсолютно новых товаров и полной страсти и восхищения потребительской базы, состоящей из сверхинформированных ценителей.

Наша ситуация радикально отличается от эпохи Рескина. Технические возможности, которыми мы овладели, выходят за границы его воображения. Наши материалы перестали быть натуральными, местными и естественными, как это было у Рескина. Они фантастически послушны, универсальны и все больше заражаются запрограммированной интерактивностью.

Теперь мы производим громадное количество товаров из «застывшей пены». Застывшая пена, известная официально как «литейно-формовочный пластик», – это субстанция огромного значения, изумительно подходящая для компьютерного дизайна и прочих манипуляций. Литейно-формовочный пластик – наименее честный из материалов, которые когда-либо изобретало человечество.

Невозможно сохранять верность литейно-формовочному пластику. Джон Рескин был настолько разборчив, что не терпел даже литого железа, – он считал его липким, жидким и дешевым, пригодным лишь для сумасшедшего дома. Но сегодня, наряду со всеми старомодными «современными пластиками» 1960-х, мы имеем действительно фантастический выбор принимающих любую форму липучек: пенопласт, нейлон, кевлар, уретановый каучук, эпоксид и силикон. Все эти материалы настолько вопиюще искусственны, что попросту не вписываются в идеологию Рескина и не поддаются повторному использованию.

У «застывшей пены» очень мало ограничений в использовании и практически отсутствует материальная аутентичность. Она просто не может быть «народной», «традиционной» или относиться к чему-то конкретному – ее можно наделить любыми свойствами, за которые мы готовы платить. Все связанное с ней непостоянно: строение, текстура, цвет, вес, форма, эластичность, устойчивость к деформации – все эти качества можно изменить в зависимости от спроса.

Новые возможности и новые материалы привели к разработке и созданию очень необычного тотема нашего времени – «блобджекта»[17]. Термин блобджект был изобретен современным дизайнером Каримом Рашидом, автором книги со скромным названием «Я хочу изменить мир». Возможно, вначале он может показаться смешным словечком из дизайнерского жаргона, но, немного потренировавшись, можно научиться видеть, как блобджекты множатся фантастическим образом, процветая и засоряя современный пейзаж. Все эти разработанные на компьютерах объекты произведены из дутой липучки. Это неуклюжие, бугристые и горбатые дутые создания из пластика. Зачастую они прозрачны. И хотя блобджекты – просто изделия, они склонны становиться чувственными, псевдоживыми и соблазнительными: они насмехаются над нами, сжимают в своих тисках, приспосабливаются к нам, шантажируют нас, становятся нашими любимцами, прижимаются к нашему телу.