Восемь Фаберже - Леонид Бершидский

– Из Москвы… А его предки тоже жили в Москве?

– Не знаю. Деда я не застал; отец тоже рано умер, я почти ничего не знаю о его предках.

Еще некоторое время они шли молча.

– Мне рассказывать про себя дальше? – спросил Штарк.

– Да, конечно, мне интересно, – рассеянно сказал мексиканец.

И Штарк вкратце поведал ему про свою жизнь – недолгую учебу в Свердловском художественном училище, переезд в Москву, финансовый институт, карьеру в банке, новую жизнь в качестве «кладоискателя». Он не совсем понимал, зачем все это рассказывает: мексиканец иногда кивал, бурчал что-то себе под нос, но, может быть, и не слушал Ивана вовсе. В последний раз он проявил какую-то заинтересованность, когда Штарк сказал о высылке деда.

– Мне кажется, вам скучно это слушать, – надоело, наконец, Ивану. – У меня довольно обычная жизнь.

Они миновали Трокадеро и вступили на территорию шестнадцатого округа: вот уже и кладбище Пасси.

– Не очень обычная, учитывая твое нынешнее занятие, – возразил скульптор. – Не всякий делает себе профессию из поиска сокровищ. Но в твоем случае это, вполне возможно, судьба. Я даже не уверен, что ты догадался, скорее почувствовал.

– Ирина Юсупова действительно завещала вам яйцо Фаберже? – Голос Ивана сорвался. Он едва удержался, чтобы не пуститься вприпрыжку.

– Ну да, – отвечал спокойно Контрерас.

– Так почему вы никогда его нигде не показывали? Или я что-то пропустил?

– Ничего не пропустили. А зачем мне его показывать? Мне и без него есть что показать. Мои работы в нескольких десятках стран. Ну, а потом… Есть еще Ксения Сфири.

– Внучка Юсупова?

– Она самая. Мы вместе ездили на перезахоронение останков Романовых в Петербург. У нас хорошие отношения. Я не знаю, что она подумает, если узнает, что я получил такое наследство. В конце концов, она прямой потомок Феликса. А я… Феликс усыновил меня, потому что у него были устаревшие представления о наследниках, династиях, всей этой аристократической ерунде. Он относился к продолжению своей линии очень серьезно. Ему нужен был наследник рода Юсуповых. Он даже говорил мне, что я похож на его предков со стороны матери.

– Вы прячете яйцо, чтобы не обидеть миссис Сфири?

– Я бы не сказал, что прячу, – было слышно, что Контрерасу неуютно это обсуждать, и он жалеет, что сболтнул про Ксению. – Я много раз хотел отдать его ей, но все как-то не складывалось. На самом деле это неважно. Я должен показать тебе яйцо, и ты поймешь, почему я говорю про судьбу. Много лет прошло, а я так и не расстался с этим яйцом. Оно, оказывается, дожидалось тебя. Ну, а теперь я наконец сделаю, что должен, для Ксении, а ты узнаешь кое-что важное.

– Вы уже не в первый раз говорите загадками, Виктор.

– Будут, будут и разгадки, для этого я должен показать тебе яйцо. Лучше один раз увидеть… Ну, а сейчас мы идем смотреть на дом Феликса, и мы уже почти на месте.

И в самом деле, через пять минут они свернули на узенькую, вымощенную булыжником, полого поднимающуюся в гору улицу Пьера Герена. Дом, в котором квартировал Контрерас у князя Феликса и его жены, племянницы последнего русского царя, был неприметным, даже бедным двухэтажным строением с решетками на окнах первого этажа. Чтобы на него поглазеть, совершенно не стоило так долго идти по Парижу пешком, но Иван не почувствовал никакого разочарования. Скорее, он почти с нежностью рассматривал дом 38-бис, представляя себе, каким видит его мексиканец через пятьдесят с лишним лет после своего первого обеда у Юсуповых.

– Вот здесь они и жили, – сказал Контрерас, отступая к глухой ограде на противоположной стороне улицы, чтобы пропустить машину. Двум автомобилям на улице Пьера Герена было не разъехаться. – Не дворец, правда? Я видел его дом в Петербурге, на… как называется эта речка…

– Мойка. Там он убивал Распутина.

– Точно. Вот это настоящее жилище для принца. Он мне, кстати, рассказывал в лицах, что случилось тогда в подвале. Как он притворялся другом Распутина. Я помню, он сказал: можно было поглядеть Распутину в глаза – и рухнуть наземь.

– Я читал его версию. Он же написал мемуары, целых две книги, – кивнул Иван.

– А я не читал. Мне нравилось слушать живьем, а потом я не хотел портить впечатление… Ладно, пойдем, я покажу тебе яичко.

– Оно у вас в Париже?

– Да, я не рискнул вывозить его в Мексику. Я же весь архив Феликса и его картины, по сути, вывез отсюда контрабандой. Но это для французской таможни просто рухлядь и желтая бумага, а что такое яйцо Фаберже, они хорошо понимают. В завещании Ирэн, конечно, есть описание яйца, но очень поверхностное. Я не уверен, что смог бы доказать, что оно на самом деле мое. И даже в этом случае его могли бы не выпустить. Франция спохватилась и охраняет свое patrimoine. – Наследие, понял Штарк. – Я держу его в банковской ячейке. Понимаю, что это преступно, – Контрерас жестом остановил возмущенную отповедь, которая вовсе не входила в намерения Ивана. – Но так уж вышло. Теперь мы все исправим.

– Как именно? – спросил Штарк. – Вы хотите передать яйцо Ксении Сфири?

– Не хочу, – энергично затряс головой Контрерас. – Для этого я слишком долго тянул время. Ты сказал, что ты кладоискатель, верно? Что ты делаешь, когда находишь клад?

– Это зависит от ситуации, – сказал Иван, еще ни разу не находивший клада, если не считать находкой предыдущую, калифорнийскую, догадку.

– Но ты не созываешь пресс – конференцию, чтобы рассказать, где ты его нашел?

– Это вряд ли, – улыбнулся Штарк. При нынешних обстоятельствах, если яйцо попадет к ним с Винником, провенанс для него придется придумывать, чтобы не подвергать Контрераса опасности.

– Отлично! Значит, как сказали бы мои приятели, тебя мне бог послал. Пойдем.

У Контрераса не было плана идти обратно в центр пешком, как опасался Штарк. На станции «Жасмен» они спустились в метро.

– Знаешь, это отделение банка грабили, – рассказывал Контрерас по дороге. – Сделали подкоп, всё как в кино. Но мое яичко никто не нашел. Случайностей на свете не бывает; я знаю об этом с тех пор, как попал в дом к Феликсу в 17 лет.

Штарк кивал, а сам пытался угадать, какой у мексиканца план и зачем Контрерас расспрашивал его о предках. Ну, положим, тайную продажу и вывоз яйца он мог себе представить – у Винника наверняка есть способы это провернуть. Но почему мексиканца так заинтересовала фамилия «Штарк»? Ни в каких источниках из тех, что Иван успел перелопатить за последние дни, она не встречалась.

В подвал отделения «Креди Лионне» на авеню Опера, к личным ячейкам клиентов, Ивана, конечно, не пустили. Но Контрерас не хотел покидать банк с яйцом, и Штарк горячо одобрял такую осторожность. Им предоставили маленькую переговорную: перед обаянием Контрераса не могли устоять даже здешние служащие, встречавшие клиентов с такими постными минами, словно работали в Сбербанке. Французский сервис, впрочем, всегда напоминал Штарку о доме.