40 градусов в тени - Юрий Гинзбург

В органах сложили этот донос с собственными наблюдениями за отцом в части его общения с П. Л. Капицей и решили малость разобраться. А разобраться тогда значило для начала посадить. Книги на английском при этом конфисковали.

Собака была зарыта в следующем. Отец монтировал и потом эксплуатировал установку по сжижению газов с помощью турбодетандера, изобретенного П. Л. Капицей. Поскольку дело было сложное и новаторское, он несколько раз разговаривал с Петром Леонидовичем по телефону и несколько раз летал к нему в Москву на консультацию на заводском «Дугласе», что не являлось секретом для надзирающих органов. Конечно, отец всё это делал совершенно официально и по указанию директора завода И. М. Зальцмана. Но вот как раз эти две личности – Капица и Зальцман – не вызывали у органов госбезопасности никакого энтузиазма.

Коммент-эр: Петр Леонидович Капица, прилетевший из Англии в 1934 году в отпуск (он работал в Кембридже под руководством Резерфорда), был насильственно оставлен в СССР. Тут же был подписан указ о создании Института физических проблем, входящего в состав Академии наук, директором которого стал Капица. Вот в этом институте и были развернуты исследования по созданию криогенных установок для производства кислорода на базе турбодетандера. Эта идея была воспринята специалистами неоднозначно. В 1945 году Капица был включен в комитет по работам над советской атомной бомбой, но, в связи с конфликтом с Л. П. Берией, который возглавлял работы по атомной бомбе, он попросил у Сталина отставки. Сталин такую отставку разрешил, однако Капица в результате был уволен с должностей директора института и начальника «Главкислорода», а также с физико-технического факультета МГУ. С 1946 по 1955 год Капица находился под домашним арестом у себя на даче под Москвой, в поселке Николина Гора, где отец Игоря его несколько раз посещал.

Исаак Моисеевич Зальцман в разгар полемики о технологии Капицы по промышленному производству жидкого кислорода, как директор ЧТЗ, с подачи отца, поддерживал Капицу А это была весомая поддержка, поскольку Исаак Моисеевич был наркомом танковой промышленности, генерал-майором инженерно-танковой службы, Героем Социалистического Труда, кавалером трех орденов Ленина и лауреатом Сталинской премии. Но в 1949 году, в разгар антисемитской борьбы с космополитизмом, Берия припомнил знаменитому танкостроителю поддержку своего врага Капицы. Зальцману вменили в вину общение с секретарем Ленинградского обкома партии Дмитрием Кузнецовым и другими фигурантами знаменитого «Ленинградского дела», с которыми он, естественно, общался, будучи в то время директором ленинградского Кировского завода (впоследствии эвакуированного в Челябинск). В 1949 году Зальцмана исключили из партии и уволили с ЧТЗ. Сталин лично распорядился направить его мастером на машиностроительный завод в городе Муроме, после чего шутники прозвали Зальцмана «Исаак Муромец».

Через тетю Этель, которая заведовала кафедрой иностранных языков в Челябинском мединституте, родственники узнали, что английские книги посланы для экспертизы (с целью определения содержания в них «антисоветчины») на кафедру английского языка в местный пединститут. Как шло следствие, она, естественно, не знала. Через месяц всё разрешилось, пединститут дал заключение, что Диккенс, Голсуорси, Драйзер и другие классики англоязычной литературы антисоветчиками не являются, а все найденные на кухне произведения переведены на русский язык и широко публикуются в Союзе. Капицу полностью реабилитировали, восстановили на посту директора Института физических проблем. В 1956-м он возглавил кафедру низких температур МФТИ, а в 1957-м был выбран в члены президиума АН СССР.

Соответственно, отца Игоря выпустили и восстановили на работе.

В 1947 году в Москве вышел указ Сталина: проживавшим на чужбине советским гражданам предоставлялась возможность вернуться на родину. В 1950 году из Шанхая вернулся дядя Игоря Давид (брат бабушки Иды). В Китае он женился на женщине дворянского происхождения Марье Николаевне Лукиной. Она была вдова капитана первого ранга Российского Императорского Тихоокеанского флота и жила с мужем перед революцией во Владивостоке. «Китайским» возвращенцам запрещалось жить в городах в центре страны, и их расселяли в Сибири, Казахстане, на Урале и пр. Дядя Давид как-то умудрился поселиться в небольшом абхазском городке Гуд ауты, возле Сухуми, где они с женой купили небольшой дом в пяти минутах ходьбы от пляжа. Каникулы тогда были большие – три месяца, и Игорь с мамой каждый год ездили поездом на два-три месяца отдыхать в Гуд ауты. После восьмого класса Игорь уже ездил один. Мама сажала его в плацкартный вагон прямого поезда, снабдив тогдашним стандартным продуктовым набором: жареной курицей, крутыми яйцами, сухой колбасой, салом, воблой и толикой денег, чтобы он покупал себе на станциях хлеб и вареную картошку. В Гудаутах Игоря встречал на станции дядя Давид в неизменном зеленом мундире, но в соломенной шляпе, отдаленно похожей на шляпу канотье. Он работал в Госстрахе, и мундир был следствием сталинского времени, когда униформу носили многие госслужащие: сотрудники банков, почтовые служащие и пр. Дядя Давид садился с Игорем в подрессоренную пролетку (это был его служебный транспорт), и рыжая лошадка не спеша везла экипаж домой, где Марья Николаевна начинала откармливать Игоря чахохбили и лобио. Она страдала глаукомой и почти ничего не видела, но ощипывала кур и готовила виртуозно на каменной печке, сложенной во дворе. Летом (а лето в Гудаутах было не менее полугода) дядя Давид сдавал свой дом отдыхающим, а сам с Марьей Николаевной жил в большом сарае из некрашеных струганых досок во дворе. У Игоря был отдельный отсек в этом сарае размером с вагонное купе. Бабушка Ида прозвала этот сарай «Белым домом» (который она таки видела во время жизни в США), и это название прижилось.

Надо сказать, что плавательных бассейнов тогда не было, речка в Челябинске была декоративная, а до бесчисленных уральских озер добраться было сложно. Поэтому Гуд ауты стали для профессора школой плавания. К восьмому классу он плавал преотлично и после девятого класса уже выступал в Тбилиси за сборную Абхазии на чемпионате Грузии по плаванию. Бюрократия тогда в грузинском спорте была минимальная, и никто не думал, что Гольд не совсем абхазская фамилия, тем более что в Грузии и Абхазии теоретически могли жить ашкеназские евреи (грузинские евреи, как правило, имели грузинские фамилии). Спасательной службы на пляжах тогда не было, и у ребят сложилась небольшая компания, развлекающаяся дальними заплывами. Ребята вкладывали в плавки спущенную камеру от футбольного мяча на экстренный случай, прикалывали булавки для устранения судороги и заплывали в море за пределы видимости берега – такой заплыв длился четыре-пять часов. В те времена трактаты о дружелюбии дельфинов по отношению к человеку еще не были опубликованы, и бывало очень страшно, когда черная туша проплывала под тобой буквально