Вуали Фредегонды - Жан-Луи Фетжен

— Я… я здесь, отец, — с трудом пробормотал Хильперик.

— Видишь, как умирает король… Столько сокровищ, столько войск и земель… а умираешь в собственном дерьме. Вот каков конец Chlot-Hari, Славного в сражениях… Бог не захотел, чтобы я умер в битве. Он заставил меня заплатить за все мои грехи…

— Бог знает и о вашем раскаянии, отец, и обо всем том, что вы сделали ради Его славы…

— Его славы, да… И своей собственной… Но я оставляю вам королевство еще более обширное и могущественное, чем то, что оставил мне мой отец. Ты тоже будешь королем, Хильперик… Ты и твои братья разделите мои владения. Посмотри вон туда…

И он указал дрожащей рукой на большой сундук, стоящий в углу комнаты. Хильперик поднялся, открыл на нем задвижки и поднял крышку. Разглядев содержимое, несмотря на полумрак, он почувствовал, как кровь отхлынула у него от лица. Золото. Груда золота в локоть высотой, а также украшения из драгоценных камней и пергаментные свитки с восковыми печатями. Но прежде всего золото, огромное множество золотых монет — су, денье, триенов[28]… На одну-единственную горсть этого золота можно было бы снарядить отряд в двадцать всадников. А всего его хватило бы на целую армию…

— Знамя… — прошептал Хлотар.

Хильперик очнулся, пошарил рукой в сундуке и нащупал среди сокровищ прямоугольник ткани, аккуратно сложенной в несколько раз. Он поднялся и развернул ткань — это оказалось знамя Хловиса. Хильперик положил его поверх мехового одеяла. При слабом освещении темно-синяя ткань казалась черной как ночь — и три золотые лилии сияли в этой ночи, подобно звездам.

— Ты знаешь, что это означает…

— Два нижних цветка означают мудрость, добродетель священнослужителей и силу, добродетель владык, — прошептал принц, повторяя слова, давным-давно затверженные наизусть. — Верхний цветок означает веру в Бога.

— В Иисуса Христа… Иисус превыше всего. Нужно, чтобы ты знал, так же как и твои братья, что мы происходим от Него.

Принц невольно улыбнулся, но Хлотар слабо кивнул.

— Да, мы потомки Иисуса Христа, сын мой. Его наследники. В наших жилах Его кровь. Об этом поведал епископ Реми моему отцу Хлодвигу. Именно поэтому Бог позволил нам победить бургундов, аламанов и готов, несмотря на то что те были гораздо более сильны и многочисленны… Я забыл Его, и Он меня покарал… Но ты не забывай — это все, о чем я тебя прошу… И пусть на твоих знаменах отныне сияют королевские лилии… Зигебер!

— Я здесь, отец.

— Я хочу, чтобы меня похоронили в моей часовне в Круи. Поклянись мне в этом.

— Как только она будет достроена, обещаю. Король закрыл глаза и едва заметно улыбнулся.

— Awa![29]Что же это за Небесный Властелин, который позволяет умирать столь великим королям?

Оба брата удивленно переглянулись, но Хлотар ничего не добавил в объяснение этих слов.

— А теперь идите… И позовите священника.

Хильперик заколебался. Он хотел еще что-то сказать, но горло сжималось от противоречивых чувств — отвращения и недоверия, радости и угрызений совести… Он медленно поднялся, думая о том, что так, как сегодня, отец не разговаривал с ним никогда прежде. И пока он неподвижно стоял на месте, не решаясь что-либо сделать, неожиданно ворвавшийся в комнату сноп света заставил его вздрогнуть — Карибер, которого он считал спящим, не говоря ни слова подошел к двери, распахнул ее и вышел из комнаты. Зигебер по-прежнему стоял у кровати, слегка склонив голову, отчего лицо его полностью закрывали длинные волосы, и сложив руки у подбородка. Хильперик не сразу догадался, что старший брат молится. Несмотря на все старания, сам он не смог вспомнить ни одной молитвы, чтобы присоединиться к брату. Особенно мешало сосредоточиться воспоминание о золоте, горевшем, словно россыпь раскаленных углей, в глубине отцовского сундука, — он снова видел его, как только закрывал глаза. От густого аромата благовоний Хильперика тошнило — едва ли не сильнее, чем от запаха нечистот, исходившего от кровати отца. Внезапно почувствовав особенно сильный рвотный позыв, он едва успел выбежать из комнаты, и его вырвало прямо в зале — на глазах интенданта и стражников.

* * *

Когда младшие братья спустились вниз, большая комната с камином была почти пустой — Гонтран и Карибер отпустили приближенных короля и теперь вдвоем сидели на каменных скамьях возле очага. В тот момент, когда Хильперик и Зигебер пересекали комнату, направляясь к ним, какой-то человек в дорожной одежде отошел от них и вышел в другую дверь — младшие братья не успели ни разглядеть его, ни услышать, о чем говорили с ним старшие. Карибер, как обычно, даже не взглянул на них. Зато Гонтран поднялся навстречу младшим братьям и, наполнив кубки пивом, протянул им. Хильперик и Зигебер с благодарностью приняли кубки.

— Я говорил с Тибером, — сообщил Гонтран. — Лекари сказали, что отцу осталось всего несколько часов. Не позднее завтрашнего утра все будет кончено.

— Надеюсь на это ради его же блага, — пробормотал Хильперик, отпивая из кубка.

— А что так? Это из-за вони? Или хочешь убедить нас в том, что тебе жаль старика?

— Хватит тебе, — сказал Зигебер умиротворяющим тоном. — Ты и сам еле устоял на ногах, когда в первый раз его таким увидел.

Гонтран взглянул на младших братьев с видом превосходства, знакомым жестом погладил короткую темную бороду, отчасти скрывавшую его пухлые щеки и двойной подбородок, и презрительно хмыкнул:

— Тебе нужно прийти в чувство, Хильперик… Ты же не захочешь, чтобы жена и дети увидели тебя в таком состоянии.

Хильперик не сразу понял, что скрывается за этими насмешливыми словами, но когда до него дошел их истинный смысл, он невольно изменился в лице.

— Кажется, наш младший братец нам не доверяет… Он оставил в полулье отсюда три повозки, над которыми стоит писк и визг… Стало быть, ты приехал со всем своим семейством?

— Только с одним сыном, — солгал Хильперик. — С Хловисом, новорожденным… Я хотел, чтобы отец увидел его перед смертью…

— Ну так и вези его сюда! Чего ты боишься?

Юный принц рывком вскочил на ноги и встал прямо напротив Гонтрана. Его лицо побагровело от ярости.

— Еще чего не хватало — бояться пивного бурдюка вроде тебя!

Он был ниже брата и далеко не таким массивным, но Гонтран невольно попятился. Чрезмерное пристрастие к вкусной еде и вину преждевременно сделали его грузным и вялым, да и особенной храбростью он никогда не отличался. В свои тридцать пять лет он был уже не способен упражняться с оружием или скакать верхом — если для его братьев это были привычные занятия, которым они предавались с большой охотой, то Гонтрана они очень быстро изматывали. Но он полагал, что настоящая сила — не в оружии и что его отец понял это слишком поздно. В битву нужно вступать только тогда, когда уверенность в победе абсолютна. В противном случае лучше отступить, усыпляя бдительность соперника. Именно это Гонтран сейчас и сделал, отступив перед задирой-младшим. Стало быть, Хильперик самолюбив и вспыльчив… Надо будет запомнить.