Наваждение - Глория Даймонд

Иммунитет вернулся с полной силой. О таких, как Квентин Блейн, она знает все. Стоит ли беспокоиться о том, что Конни может хитрыми маневрами заставить его жениться на себе? Напротив, надо беспокоиться за Конни, которую Квентин может лишить ребенка. Ведь Конни, несмотря на все ее штучки, совсем ребенок по сравнению с Квентином. Она лишь одна из танцовщиц в его спектакле, чей удел крохотная роль в массовке, только и всего. Этот человек никогда не позволит ей проявить волю.

А что будет, если ребенок пойдет в отца? Если малыш родится с этим, по мнению дяди, чудовищным недостатком — художественными наклонностями, без капли делового чутья? Тогда Конни может не опасаться за свои материнские права. А как поступают с теми танцорами, кто прыгает недостаточно высоко и вертится недостаточно быстро? Их ведь выгоняют из шоу, не так ли? Заменяют другими, более талантливыми.

Ведь и ее, Эвелин, Квентин привез сюда ради собственного удобства. Она поняла, что даже не заметила, как тоже стала членом его труппы.

Ну и черт с ним.

— Пойду проведаю Конни, — скороговоркой произнесла она и положила карандаш на стол. Скорей бы оказаться подальше от него.

— Я иду с вами. Мне нужен номер телефона доктора Фергюсона.

По его тону можно подумать, что доктор целый день ждет не дождется его звонка, с горечью думала Эвелин, выходя из кухни. Доктор Фергюсон тоже статист труппы. Он будет делать то, что угодно Квентину Блейну.

Но как? Он же не может пообещать Квентину всего, чего тот захочет. Разве может он обещать, что с ребенком Конни все будет хорошо? Нет. Здесь Квентину ничто не подвластно. Дирижирует не он. И никто — ни доктор, ни даже сам Квентин Блейн — не может знать, каким будет ребенок Конни: мальчиком или девочкой, умным или глупым, бизнесменом или музыкантом. Они не знают даже, когда этот ребенок появится на свет.

И это хорошо, малыш. Настроение Эвелин улучшилось, когда она подумала о маленьком существе, единственном из них всех, кому безразлично мнение Квентина Блейна.

Красоты озера Мичиган не впечатлили Квентина. Живописность холма, где располагался отель, ради которого ему пришлось отправиться в эту поездку, он был вынужден оценить по достоинству, но это обстоятельство не прибавляло вдохновения. Профессионально взвесив стоимость проекта, он уже в Эдаманте понял, что игра не стоит свеч. Даже если бы речь шла о супервыгодной сделке, он отступился бы от своих принципов ради «Лесной сказки». Зачем он согласился на этот отвлекающий маневр? За последние месяцы он так устал от театрализованных представлений и сценических эффектов, что мечта о тихой заводи превратилась в навязчивую идею. Он не провел в этой поездке и половины запланированного срока, но чувствовал, что больше не может здесь оставаться. Хватит, он уезжает.

Когда за завтраком Квентин объявил об этом Куперу, тот пришел в ужас и бурно запротестовал, без конца повторяя, что сделка под угрозой. Сегодня только воскресенье, и, если он уедет теперь же, хозяин «Лесной сказки» поймет, что это был блеф, и не скинет цену ни на пенни.

Но Квентину было наплевать. Когда он заявил об этом, Купер онемел и его вилка с куском бекона остановилась на полпути ко рту. Лицо выражало крайнюю растерянность.

Тогда Квентин повторил:

— Мне плевать.

Он наспех побросал вещи в чемодан и ближайшим рейсом вылетел в Денвер, оставив Купера приносить извинения брокерам. Квентину хотелось как можно скорее вдохнуть родной воздух, увидеть покрытые дымкой лесистые холмы в окрестностях Эдаманта. Ему хотелось домой.

Единственный раз в своей запутанной жизни он просто сделает то, что хочет. Ему плевать, если придется переплатить пару долларов за «Лесную сказку». Он готов переплатить. Он устал разгадывать ребусы, устал играть в шахматы вслепую… Просто чертовски устал.

Самолет как ракета взмыл в голубое небо, но Квентину казалось, что лайнер летит слишком медленно. Он очень спешил. У него было ощущение, что ему необходимо попасть домой как можно скорее, пока не поздно, хотя он сам не понимал, куда боится опоздать.

Было всего два часа дня, когда Квентин переступил порог дома, где царила полночная тишина.

— Эй! — Квентин поставил чемодан на пол, и гулкое эхо разнеслось по дому. — Кто-нибудь есть дома?

Ответа не последовало. Дом был пуст. Он все-таки опоздал. Он сам удивился тому, насколько огорчился. Раньше Квентин не понимал, как ненавистен ему пустой дом.

Решив, что компанию ему может составить только виски, он подошел к бару и щедро плеснул его в стакан. Но запах и вид напитка вызвал у него приступ тошноты. И тут Квентин услышал звонкий смех. Он подошел к окну и посмотрел в сторону парка. Сначала он никого не увидел, хотя смех по-прежнему звучал. Откуда это?

Но тут Квентин заметил девушек — Эвелин и ее сестра сидели на ветках большого дуба. Дженнифер пыталась забраться повыше, а Эвелин удобно устроилась, прислонившись спиной к массивному стволу.

Квентин едва не выронил стакан. Господи, она просто красавица! Эвелин смеялась, запрокинув голову. У нее был такой вид… У нее был вид человека здорового и физически и психически. Квентин приложил ладони к стеклу, но стекло обожгло холодом, и он убрал руки.

Спустя мгновение из глубины парка не спеша вышла Конни, прижимая к груди охапку желто-золотистых листьев. На ее лице играла такая безыскусная улыбка, что Квентин едва узнал в ней ту вечно надутую капризницу, с которой жил в одном доме.

Может, это и есть настоящая Конни? Он уже успел забыть, как это мало — двадцать лет. Господи, она совсем еще ребенок! Ему вдруг стало жаль ее, эту девочку с огромным животом, которая уже испытала горечь вдовства и к тому же скоро станет матерью.

У него появилось неприятное чувство, что он наделал много ошибок. Может, он поступал с ней слишком жестоко. Конни действительно часто раздражала его, она неразумна и капризна, но все равно ему следовало быть добрее.

Ведь, что ни говори, она тоже потеряла Талберта. Может, он просто устал один нести груз вины и только теперь осознал, насколько эта ноша тяжела.

Да, он Должен быть добрее. И будет. Обязательно будет.

Заметив Конни, Эвелин улыбнулась и позвала кузину. Эвелин сидела на причудливой ветке и болтала ногами. Ее волосы развевал ветер. Она снова засмеялась, подалась вперед, обхватив ветку руками. У Квентина что-то сжалось в груди. Он не мог вспомнить, когда сам был таким — беззаботным, цветущим и жизнерадостным.

Поставив нетронутый стакан обратно в бар, он направился к двери. Это не было осознанным решением, его просто тянуло к этим девушкам словно магнитом.

Но он опять опоздал. Сестры уже направлялись обратно. Они шли медленно, гуськом, впереди — Эвелин. Она выглядела просто и одновременно элегантно в узких синих джинсах. Поверх желтой водолазки она надела серую куртку, а на ее растрепавшихся волосах красовался венок из желтых листьев.