Из жизни двух городов. Париж и Лондон - Джонатан Конлин

Уайт и The Builder были в принципе согласны: действительно, лондонские архитекторы не имели понятия о внутреннем устройстве многоквартирных домов. «Однако, — возмущался The Builder, — если бы кто-нибудь из спорщиков взял на себя труд осмотреть дома на бульваре Осман или бульваре Малешерб, он бы с удивлением обнаружил, что каждое из этих зданий немного отличается от других. Многоквартирные дома в Париже — не бараки, а удобные, красивые здания, поскольку их проектировали уважаемые архитекторы». А в Лондоне, наоборот, дома напоминают бараки именно потому, что строились они без участия архитекторов. Взять, к примеру, лестницы — элемент дизайна, который может привнести множество интересных архитектурных деталей, и даже придать дому собственный «характер». Британским архитекторам просто надо учиться как на примере французов, так и на собственных ошибках, например, доходных домах королевы Анны (1873 г.) архитектора Х. А. Хэнки и Альберт-холла архитектора Нормана Шоу (1878 г.). Оба эти ансамбля, насчитывавшие, соответственно, четырнадцать и девять этажей, подверглись критике за то, что были слишком высокими.

Как апартаменты королевы Анны, так и Альберт-холл, походили не на французские многоквартирные дома, а скорее на безликие американские небоскребы с их рядами стандартных окон, характерных для отелей.

Хотя американская модель не так широко обсуждалась, как французская, все же бытовало мнение, что Нью-Йорк представляет собой некую противоположность Парижу. Если французские меблированные комнаты казались англичанам слишком шумными и фамильярными, чтобы соответствовать понятию «настоящий дом», то американские «отели» представляли собой другую крайность: в этих холодных, безликих жилищах «человеческая индивидуальность может легко потеряться среди машин и механизмов современной жизни». Таким образом, первоочередной задачей архитекторов вроде Илса и Уайта было найти компромисс между двумя полярными стилями жизни.

Одной из центральных тем оживленных дискуссий стал вопрос о размещении слуг: каким образом сделать так, чтобы их жизнедеятельность проходила в отдельном, автономном блоке и не пересекалась с жизнью хозяев? Все единодушно согласились с автором статьи в The Saturday Review, который выражал мнение, что «мешать» господ и слуг под одной крышей — «чистое варварство». Конечно, благовоспитанность не позволяла участникам дискуссии даже намеком показать, что им известно, какие именно дела творятся во «французских квартирках», однако всем было совершенно ясно, что результаты такого опрометчивого шага будут настолько ужасны, что, в общем, говорить об этом вслух не представлялось возможным. Члены общества Лютеции, обожавшие читать «непотребные» книжки, знали о предмете чуть больше, но их никто не спрашивал. Статья «Квартирная жизнь», напечатанная в The Saturday Review в 1875 году, была написана в саркастическом тоне, однако когда дело коснулось вопроса нравственности, тон статьи внезапно стал серьезным. «Французские слуги понятия не имеют о морали и нравственности. А как же иначе? Ведь они пользуются отдельным входом, и их никто не контролирует!»

The Builder, вступивший в полемику с The Review и сделавший автору статьи «Квартирная жизнь» выговор за использование недостоверной информации, несправедливо порочащей французов, все же вынужден был признать, что проблема существует. Камень преткновения в реализации «парижской модели» на английской земле действительно уперся в вопрос, как слуги разных господ уживутся на чердаке без надлежащего контроля со стороны хозяев. Но ведь поселить их на одном этаже с господами также невозможно! Слуги должны находиться вблизи, на удобном расстоянии, но так, чтобы их не было ни видно, ни слышно. В террасных домах слуги и торговцы никогда не пользовались парадным входом, а спускались по черной лестнице на задний двор, откуда попадали на кухню. Им бы и в голову не пришло ходить по одной лестнице с господами! Хотя это существенно осложняло планирование помещений, The Builder настаивал на устройстве отдельной лестницы для слуг, которая, впрочем «должна располагаться рядом с господской, а не в каком-нибудь дальнем углу, чтобы не создавать условий для сплетен, ссор и похабства, как в парижских домах».

Такое решение показалось всем половинчатым: оппоненты высказали мнение, что в условиях городской квартиры семье среднего класса не нужно держать трех слуг — вполне достаточно одного. Ряды террасных домов отодвигались все дальше и дальше, и хозяевам становилось все тяжелее найти прислугу: ведь террасные дома теперь строились на месте бывших рощ и полей, где рядом не было рабочих кварталов. К тому же времена, когда «служить господам» считалось престижным занятием, давно прошли — теперь люди относились к «обслуге» с гораздо меньшим пиететом. Теперь легче было найти интересную и высокооплачиваемую работу, а наличие «типовых домов» для рабочего класса предоставляло более комфортные условия, чем выдвижная кровать на господской кухне или неотапливаемая комнатушка на чердаке. Таким образом, переселение зажиточных семей в многоквартирные дома решило проблему расселения слуг очень просто — ликвидировав их как класс. Чем меньше слуг, «тем более полноправной хозяйкой дома чувствует себя жена»; по мнению автора статьи, она и с детьми управится лучше без посторонней помощи. Новейшие технологии тоже пришли на помощь: с внедрением грузовых лифтов слугам уже не приходилось ходить с тяжестями вверх и вниз по лестнице, а торговцев вообще дальше порога в дом не пускали. Развитие системы ресторанов, начавшееся в 1860-е годы, — общественных заведений, где приличная дама могла поужинать на людях, не рискуя скомпрометировать себя, дало семьям возможность ужинать вне дома и… рассчитать кухарку.

Одним из важнейших аргументов против квартир был консьерж: в Париже в его обязанности входило не только получать почту для своих жильцов (а в некоторых случаях и читать ее), но и собирать арендную плату и следить за тем, кто входит в здание через главный вход. Шарле изображает консьержку в виде съеженной от времени старой карги, обзывающей добропорядочных граждан «канальями» лишь потому, что они не хотят с ней общаться — типичное представление о консьержке.

По словам Бланшара Джерролда[42], консьерж всегда был bête noire — предметом особой ненависти парижан.

Рис. 8. Из серии «Эти маленькие люди второго сорта…» Никола-Туссен Шарле.

В доме, где жил сам Джерролд, на улице Катр-Ван, консьерж сам поднимал и опускал тяжелый засов входной двери, и без пристального досмотра никого не впускал и не выпускал из дома.

«Он совал свой нос в каждый пакет жареных каштанов, что проносили в дом. Напрасно я умолял его: Cordon, s’il vous plaît! — стараясь говорить жалобным голосом, как будто подманивал птицу, — без досмотра на улицу он меня не выпустил. А когда я вернулся домой вечером и потянул шнурок звонка, в маленьком окошке рядом с дверью снова появилось сморщенное коричневое лицо, увенчанное ночным колпаком, цветом и формой напоминающее печеное яблоко. Я был вторично подвержен строжайшему досмотру, и только после этого дверь отворилась».