Добрые русские люди. От Ивана III до Константина Крылова. Исторические портреты деятелей русской истории и культуры - Егор Станиславович Холмогоров

случайно, освободив из корякского плена в одном из походов жену «холмогорца»: «Ходил я, Семейка, возле моря в поход. И отгромил я, Семейка, у коряков якуцкую бабу Федота Алексеева. И та баба сказывала, что де Федот и служилой человек Герасим померли цынгою, а иные товарищи побиты, и остались невеликие люди и побежали в лодках с одною душею, не знаю де куда»[8].

Сам Дежнёв осенью — зимой 1648 года тоже оказался на грани гибели. В октябре, после Покрова, его коч выбросило на берег, как полагают современные исследователи, Олюторского залива. С ним осталось всего 24 спутника из вышедших с Колымы 90 человек. С этими остатками команды он двинулся пешим ходом вдоль моря на север, к устью Анадыря. «А шел я, бедной Семейка, с товарищи до Анандиры реки ровно десять недель, и пали на Анандырь реку вниз близко моря, и рыбы добыть не могли, лесу нет. И з голоду мы, бедные, врознь розбрелись. И вверх по Анандыре пошло двенатцать человек»[9].

Путь конкистадора

Но всё-таки Дежнёв и его 11 товарищей выжили, поднялись по течению Анадыря и развили ту бурную деятельность, ради которой Семен Иванович на эту реку и прибыл. С крошечным войском он сумел объясачить некоторых иноземцев, взять в аманаты князьца одного из юкагирских племен Чекчоя. Впрочем, лесов в округе было мало, соболь был скуден и ясак мягкой рухлядью отнюдь не оправдывал ожиданий. Реальный Анадырь ничем не напоминал сказочную Погычу.

И всё же, жизнь начала налаживаться — навыкшие питаться рыбой сыновья русской речной цивилизации, теперь осваивались с особенностями тихоокеанских лососевых, умиравших в реке после нереста.

«А та рыба кета внизу Анандыри реки от моря идет добра, а вверх приходит худа, потому что та рыба замирает вверху Анандыри, а назад к морю не выплывает. А белой, государь, рыбы добываем мы мало, потому что у нас сетей добрых нет. А что и промыслитца белой рыбы, и то мы пасем, и кормим потолику твоим государевым аманатом: а тою рыбою, кетою, кормить их не смеем, чтоб им, от того корму оцынжав, не помереть и нам бы, холопям и сиротам твоим, от тебя государя за то в опале и в казне не быть»[10].

В апреле 1650 года в начавший устраиваться быт новой колонии внезапно вломился Михайла Стадухин, тот самый, что не решился последовать за Дежнёвым до Большого Каменного Носа. В известном смысле Стадухин не прогадал — вскоре по Колымскому острогу распространилось известие, что достичь вожделенной реки Анандыри можно, не совершая долгих морских походов: достаточно с Колымы перейти на её приток Анюй, а с Анюя перевалить на нартах через Камень, то есть горы, и Анадырь — вот он. Стань эта информация известна на год раньше и морской поход Дежнёва, не исключено, вообще не состоялся бы, так как потерял бы смысл — из реки в реку оказалось проще ходить привычным для русских волоком.

Однако Дежнёв не успел узнать этой вести, рискнул и выиграл (по крайней мере, он лично и его 11 спутников, а остальные несколько десятков погибших в пути проиграли). Стадухин пришел на Анадырь даже не вторым, а третьим, так как гнался за официально отряженным колымским приказчиком отрядом Семёна Моторы, пытаясь заставить его подчиниться. На Анадыре Мотора и Дежнёв сплотились против Стадухина и началось многомесячное противостояние, которое завершилось уходом беспокойного авантюриста дальше, к Охотскому морю, где он провел много лет в поисках собственных промыслов.

А Дежнёва ждала новая удача — он открыл коргу, обширную отмель против устья Анадыря, где находилось большое моржовое лежбище. «Рыбий зуб», моржовая кость, был в тогдашней мировой торговле дороже золота и Дежнёв мог предвкушать успех — он не только многократно оправдает взятые на себя обязательства перед казной и принесет Государю огромные прибыли, но и гарантирует солидный прибыток себе лично. Несколько лет он посвящает почти исключительно разработке корги, набрав сотни пудов кости свежепромышленных и «заморных» моржей.

Впрочем, своё Эльдорадо ему приходится защищать от очередного «находника» — Юрия Сильвестрова, прибывшего с полномочием от знаменитого в равной мере инициативами по освоению Сибири и громкими коррупционными скандалами Якутского воеводы Юрия Францбекова. Несколько лет продлилось противостояние Дежнёва и Сильвестрова и снова чужак был выпровожен без прибыли. На Дежнёва работали его спокойствие, практичность, дипломатическое мастерство и несклонность к «выходкам», в сочетании с отвагой — как и в былые годы, «приказной», как простой казак, ходил в походы и лично валил из пищали врагов.

Лишь в 1659 году, успешно сдав свой пост знаменитому картографу Курбату Иванову, Дежнёв отправился через Колыму в покинутый два десятилетия назад Якутск. По всей видимости, уже не было в живых его жены, якутки Абакаяде Сичю (не так давно в Якутске поставили памятник Семёну, его жене и сыну — Любиму, «первому сахаляру» — хотя тут налицо ошибка, более вероятно, что Любим родился от второго брака, правда, тоже с якуткой). Да и сам Семён Иванович долго в столице Ленской земли не задержался — его отправили в Москву лично отвезти собранную им богатейшую казну рыбьего зуба.

На рубеже 1664/1665 годов Дежнёв в Москве улаживает свои дела. Он получает соболями огромный процент с принесенных государю прибытков (289 пудов рыбьего зубу, что по московской цене в 60 руб. за пуд составляло более 17 тыс. рублей) — 500 рублей соболями. Это сразу делает его богатым человеком. Однако он педантично хлопочет в Сибирском приказе о выплате ему двадцатилетней задолженности в денежном и хлебном жаловании — набежало больше 126 рублей. О выдаче такой суммы должна была распорядиться Боярская дума во главе с царем Алексеем Михайловичем. И соответствующий думский приговор воспоследовал: выдать всю сумму, треть деньгами, две трети сукном.

Удача вдохновила Дежнёва на новую челобитную — теперь он попросил о повышении: «Служил я, холоп твой, отцу твоему великого государя, блаженные памяти великому государю царю и великому князю Михаилу Фёдоровичю всеа Русии и тебе, Великому Государю, — в Сибири по Тобольску и по Енисейску, и по великой реке Лене, и по иным рекам — дватцать лет приказным человеком вместо атамана, и кровь свою проливал, и многие раны принимал, и аманатов поймал, и ясак вновь тебе, Великому Государю, под тех аманатов збирал, и рыбей зуб — моржевую кость проведал и промышлял, и та моя служба тебе, великому государю, ведома и в Сибирском приказе записана. Милосердный Государь Царь и великий князь Алексей Михайлович всеа Великия и Малыя