Добрые русские люди. От Ивана III до Константина Крылова. Исторические портреты деятелей русской истории и культуры - Егор Станиславович Холмогоров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вторая опасность — прямо противоположная первой, но, по сути, вытекающая из того же образа истории. Это попытка объявить методы Ивана Грозного образцовыми для Русского государства. Мол, только так и можно с врагами, всюду измена; хочешь великой державы — пытай и вешай, по-другому в России нельзя. И вот уже деятельность православного царя превращается в апологетику кровавого террора большевистского узурпатора. По сути, это та же русофобия только с обратным знаком. Попытка политической канонизации самых отвратительных элементов правления Грозного — царя, при том, что его подлинные достижения при этом оказываются как бы второстепенными, а то и вовсе объявляются «деятельностью врагов». Как-то само собой получается, что Судебник или Казанское взятие превращаются в нечто незначительное по сравнению с восторгом массовых казней и убийством святого митрополита.
Русской истории надлежит отвергнуть оба этих искушения. Не в пытках и казнях суть исторического движения эпохи Ивана Грозного, а в раскрытии разнообразных и разнородных творческих сил русского народа, творившего свою историю руками своего царя. Суть эпохи — в территориальном расширении государства, в его внутреннем устроении, в порывах творчества и духа, которых был не чужд и сам царь — публицист, историк и песнописец. Забытая Европой и Азией на краю земли страна на глазах превращалась в планетарную историческую силу. Сотни аспектов такого превращения обязаны были уместиться в мозгу и воле одного единственного человека, который был её самодержцем.
Чьему уму в полной мере выдержать такое испытание? Иван IV справился с ним достойней многих.
Жестокости были теми срывами, которых так трудно было избежать при внезапном изменении исторического масштаба, когда жестокость казалась самым простым способом ускорения процессов и сохранения их управляемости. Но именно жестокости Ивана Грозного проложили дорогу к Смуте, поставившей Россию на саму грань выживания. Апологетика аналогичных жестокостей на будущее, попытки объявить Ивана Грозного «первым Сталиным» и через это оправдать Сталина — путь к новым катастрофам.
Не жестокость была смыслом исторического процесса в эпоху Ивана Грозного. Этим смыслом было созидание Великой России.
Что читать об Иване Грозном и его эпохе:
1) Веселовский, С. Б. Очерки по истории опричнины. — М., 1963;
2) Виппер, Р. Ю. Иван Грозный. — М.-Л., 1944;
3) Володихин, Д. В. Иван IV Грозный: Царь-сирота. — М., 2018;
4) Володихин, Д. В. Воеводы Ивана Грозного. — М., 2009;
5) Кром, М. М. Рождение государства. Московская Русь XV–XVI вв. — М., 2018:
6) Пенской, В. В. Иван Грозный и Девлет-Гирей. — М., 2012;
7) Филюшкин, А. И. Первое противостояние России и Европы. Ливонская война Ивана Грозного. — М., 2018;
8) Шмидт, С. О. У истоков российского абсолютизма. — М., 1996.
Семён Дежнёв
Удачливей Колумба
Выработавшийся у нас в советскую эпоху канон рассказов о русских героях не любит «историй успеха». Родился в бедности, — не щадя живота своего служил государству, которое его заслуг не ценило, — враждовал с умевшими приладиться к начальству врагами, — скончался в нужде и опале, — достижения были забыты или присвоены корыстными иностранцами. По этому образцу ухитрялись излагать биографии Ермака, Хабарова, Ломоносова, Суворова, Ушакова, Лобачевского, Попова, даже Менделеева. Тенденцию эту трудно признать безвредной — она исподволь внушает молодым людям мысль, что служба России не только не получает заслуженной награды, но и лишена всякого личного смысла.
История успеха Семёна Ивановича Дежнёва (1605–1673) не укладывалась в этот мрачный канон, словно проходила поперёк него. Он сорок лет отдал службе Русскому государству на его северо-востоке, принимал участие во множестве сражений и дипломатических миссий, без числа раз ранен и не раз тонул, первым прошел через пролив между Азией и Америкой и оставил описание этого прохождения, исследовал и присоединил к России бассейн реки Анадырь вместе с богатейшими промыслами моржовой кости, ценимой тогда выше золота и даже соболей. Многотрудная и опасная служба Дежнёва принесла ему значительный материальный прибыток, чин атамана, прочное уважение со стороны воевод, Сибирского приказа и самого Государя с боярской думой, и, наконец, всемирную посмертную славу.
Заслуга С. Дежнёва вспомнилась, едва началось научное изучение истории Сибири. Уже в 1736 году Герхард Миллер опубликовал, основываясь на найденных в архиве Якутской воеводской избы документах («отписках» атамана), рассказ о подвиге Дежнёва, который вскоре воспроизвел в своем «Кратком описании путешествий по северным морям» обычно во всем споривший с Миллером М. В. Ломоносов. Все довольно робкие попытки поставить под сомнение достижения Дежнёва, восходящие к тяготевшему к скептической школе историку Сибири П. А. Словцову, неизменно оканчивались полным фиаско — выяснялось, что скептики плохо знали и понимали документы, рассказывающие об открытиях атамана. Да и самих этих документов обретается в архивах достаточно много, чтобы жизнь и деяния «Семейки Иванова Дежнёва» не оставались бледной тенью, а предстали перед нами подлинной историей из плоти и крови, частью великого русского похода «навстречь солнцу».
«Россия создалась Сибирью»
Плавание Дежнёва не было исторической случайностью — оно органически вытекало из геополитического призвания России и структурных особенностей русской цивилизации. Поэтому с уверенностью можно сказать, что в ту историческую эпоху, в середине XVII века, успешно совершить такое плавание не смог бы никто, кроме Семёна Дежнёва.
Геополитической предпосылкой этого плавания был сам характер России как государства, сформировавшегося среди переплетенных друг с другом бассейнов великих рек Евразии. На пути из варяг в греки возникла Русская Земля и, распространяясь по рекам, она разрасталась. Причем это распространение шло быстрее там, где не было, как в степной зоне, сильных противников-кочевников, потому волейневолей Русь разворачивалась на Северо-Восток. Сперва органичной частью Руси стал прибеломорский Север, из которого холмогорские мужики двинулись морской дорогой не только на север, к Груманту, но и на Обь, Енисей и далее к «златокипящей» Мангазее, где ещё прежде основания острога кипела пушная добыча и торговля. Морская дорога, пусть и чрезвычайно трудная, позволяла совершить маневр между реками, миновать уральский «Камень» и немирных «иноземцев».
Предприятие Строгановых, отправивших Ермака на покорение Сибирского ханства, было попыткой найти более южную, поднадзорную их промышленному дому дорогу к сибирской «мягкой рухляди». Попытка была тем более важной, что надлежало перехватить путь по Оби у нацеливавшихся уже на