Всем несчастьям назло - Наташа Окли

— Ну да, — Марианна отвернулась, обняв себя руками за талию.

— Еще мерзнешь?

Девушка опустила руки.

— Нет, нет. — Но так как он не спускал с нее глаз, она добавила: — Ну, немного. Ты ощущаешь что-нибудь особенное при мысли, что связан с этими людьми кровными узами?

— Да нет. У тебя в роду тоже много интересных людей. Просто я своих знаю, а ты — нет.

Марианна продолжила путь, рассматривая картины.

— А у тебя есть свой портрет? — спросила она.

— О да. Это входит в круг обязанностей — иметь свой портрет. Смотри, это мой дед, это папа, а вот… и я.

Марианна взглянула сначала на портрет, потом на Себа, а потом снова на портрет.

Она не знала, что ожидала увидеть, но явно не это. Все мужчины, изображенные на портретах, были взрослые и уверенные в себе самодержцы. А Себ позировал совсем еще ребенком. И ему явно было неудобно в его парадном костюме.

Марианне показалось, что Себ не был готов к той роли, что уготовила ему судьба. Теперь она действительно поверила в то, что он не владел ситуацией тогда. Он был слишком молод и неопытен.

— А что это за орден у тебя на груди? — еле выдавила она.

— Это орден «За заслуги перед Родиной». Он очень тяжелый. Не помню, чтобы я его еще когда-нибудь надевал.

— Ты выглядишь так молодо.

— Этот портрет сделан за несколько месяцев до встречи с тобой.

Марианна кивнула.

— Ты его сменишь? Я имею в виду… позже.

— Нет, — ответил Себ, — это память. Мой первый портрет. Все остальное — это уже не то.

— То есть у тебя есть еще портреты?

— Я, наверное, целый год позировал разным художникам.

Другая жизнь. Абсолютно другая жизнь. Марианна нервно закатала рукава свитера, стараясь подавить желание убежать куда-нибудь подальше и спрятаться. Ей тяжело было принять даже то, о чем она знала уже десять лет.

— А здесь, — Себ подошел к еще одним огромным дверям, — зал для балов. Как раз сейчас он приготовлен для дипломатического приема.

Марианна едва удержала вздох восхищения, увидев огромный зал и высокие зеркала…

Не может быть!

Восхищение сменилось ужасом, когда девушка заметила свое отражение. Она выглядела так, будто получила хорошую взбучку. Ее волосы торчали во все стороны, а легкая юбка совершенно не подходила к тяжелому свитеру.

Марианна быстренько пробежалась руками по волосам, чтобы хоть как-то пригладить их. Но перестала это делать, как только увидела смеющиеся глаза Себа в зеркале.

— Я выгляжу как ведьма из сказки, — произнесла Марианна, потупившись.

— Ты замечательно выглядишь.

Он уже говорил это раньше… тем же самым тоном. И его темные глаза опять заставляли Марианну чувствовать, будто она сгорает изнутри.

А еще ей хотелось плакать, поэтому она быстро перевела тему:

— Здесь проходят летние балы?

— Да. После завтрашнего приема залом займутся флористы.

Марианне не терпелось поскорее вернуться в свою комнату, чтобы обдумать все то, что она сегодня увидела и прочувствовала.

— Когда приезжает принцесса Изабель?

— Она разговаривала с Викторией, и они решили, что Изабель лучше появиться в самый последний момент, когда мама будет занята гостями.

Марианна машинально кивнула и, почувствовав прикосновение Себа, вздрогнула. Он за руку повернул ее к себе.

— В чем дело?

— Ни в чем, — выпалила девушка. — Очень красивая комната. Спасибо, что показал ее мне.

Его правая рука скользнула вверх и аккуратно убрала светлую прядь волос с ее лица.

— Что я сделал, что так тебя расстроило?

Марианна постаралась улыбнуться.

— Все в порядке. Дело не в тебе, а во мне. — Она попыталась вырваться, но Себ ей не позволил. — Это не твоя вина, просто я… я одна виновата.

— Виновата в чем?

Себ непонимающе смотрел на нее. И это было понятно. Он не знал об их ребенке, не догадывался, как долго Марианна страдала без него.

— Ты… пытался объяснить мне в Лондоне, но тогда я не поняла. — Марианна подыскивала слова, чтобы не показаться ему совсем уж дурочкой, но при этом не хотела говорить о Джессике. Ему совершенно не обязательно знать об этом. — Я наконец-то увидела тебя в роли принца. Раньше я не могла это принять, но сейчас… Твоя жизнь отличается от моей. Ты принадлежишь этому миру, а я нет, — пробормотала она.

— Марианна.

Никто не произносил ее имя так, как это делал Себ. Она отвернулась, пытаясь спрятаться от его проницательных глаз. Сильные руки Себа крепко держали ее за талию.

— Теперь я понимаю, что ты имел в виду в Лондоне, но мне нужно было увидеть это своими глазами, чтобы осознать. Десять лет я злилась на тебя за то, что ты не мог изменить… — она замолчала, прикусив дрожащую губу.

Марианне хотелось умереть. Нет, ей, конечно, не хотелось умирать в буквальном смысле слова, но она готова была многое отдать, чтобы Себ не смотрел на нее таким взглядом. В его глазах было и сочувствие, и нежность — совсем как тогда, десять лет назад. От этого ей становилось невыносимо больно.

Слезинка скатилась по ее щеке, и Себ нежно прижал девушку к себе. Разумнее было бы оттолкнуть его, но Марианна нуждалась сейчас в его объятиях. Только Себ понимал, что она чувствовала.

Теперь Марианна осознала горькую правду. Неважно, любит ее Себ или нет, им не суждено быть вместе.

Себ поцеловал засохшую слезинку, затем ее правый висок. Марианна таяла от его прикосновений. Но она хотела мужчину, а не принца.

Марианна обняла Себа и почувствовала, как напряжены его мышцы.

Наконец он поцеловал ее в губы. Сначала осторожно, будто спрашивая разрешения. Затем слегка отклонился и посмотрел ей в лицо. Марианна закрыла глаза и откинула голову.

Себ медленно провел большим пальцем по ее полураскрытым губам, прежде чем поцеловать их. Глубоко и страстно.

Они целовались так, как когда-то в Париже. Марианна чувствовала каждый сантиметр его тела.

Поцелуй был настолько сногсшибательным, что Марианна едва не забыла, что она целует не Себа Родиера, а принца Андоварии, который бросил ее.

Она резко отшатнулась от него.

— Марианна? — Он не сводил с нее глаз. — Что случилось?

— Я… я не могу.

— Что ты не можешь?

— Это. Мы… ничего не получится, — бормотала Марианна, — мы никогда не будем счастливы.

— Нам нужно поговорить…

— Не нужно, — перебила его Марианна. — Нам нечего обсуждать. В одну реку дважды не войдешь. Мы не сможем испытать те же чувства, что у нас были во Франции. Все кончено.