Семь пятниц на неделе - Татьяна Луганцева

«Как же медленно… У меня уже нет сил, но поверь, я стараюсь…» – шептала Аграфена, обращаясь к несчастной жертве. Она уже думала, что это никогда не закончится, но наконец ее рука коснулась полиэтилена. Груня начала грести с удвоенной скоростью. Как назло, земля ссыпалась с краев обратно, и приходилось снова выбирать ее. Затем она ухватилась за ноги незнакомца и, приложив нечеловеческое усилие, вытянула его на поверхность. Ей казалось, что человек уже не может быть живым, и от этого становилось жутко, но сейчас сдаваться было нельзя. Надо было идти до конца.

Мокрый целлофан облепила грязь. Груша скатала ее с того места, где находилось лицо, и попыталась разорвать пленку. И тут ее ждало полное разочарование – у нее никак не получалось! Холодные пальцы скользили по целлофану, только размазывая грязь. Аграфена буквально взвыла от отчаяния. Надо же, приложила столько сил, чтобы доплыть, затем вырыть яму, и вот теперь оказалась абсолютно бессильна. И самое страшное – Груня больше не видела легкого движения пленки возле лица. «Я не смогла! Все напрасно…» – тяжело вздохнула она.

Груня наклонилась, вцепилась в пленку зубами и все-таки ее прорвала, освободив холодное, грязное, окровавленное лицо жертвы с закрытыми глазами. Оставалось попытаться еще сделать то, что доводилось видеть только в кино, – искусственное дыхание. Обливаясь потом и слезами, она стала интенсивно нажимать на грудную клетку мужчины и бить по щекам с криком:

– Ну же! Давай! Дыши! Очнись! Пожалуйста! Уроды! Сволочи! Давай же.

Под ее руками хрустел целлофан, она не чувствовала, бьется сердце или нет. В голове уже стучало от собственного наверняка подскочившего давления. Когда силы ее покинули, Глаша просто упала рядом. И тут услышала шумный вдох.

– Не может быть! Парень! Ты жив? – обернулась она к нему.

Мужчина открыл глаза. Груша возликовала.

– Сейчас-сейчас… Я тебя освобожу… Секундочку, минуточку…

В нее словно влились дополнительные силы извне. Аграфена даже ни разу не подумала о том, что незнакомец, скорее всего, не понимает ее лепет, но продолжала что-то говорить ему по-русски.

Мужчина все-таки был явно живой, он даже помог своей спасительнице, начал сам освобождаться от остатков полиэтилена.

Аграфена вздохнула и посмотрела на него внимательнее, и тут ее захлестнуло совсем другое чувство.

– Мать твою!

– Ну…

– Вилли?!

– Ну…

– Вилли, ты?! Ты с ума сошел?!

– Нет… Просто говорить тяжело, не раздышался еще.

– Нет, точно ты?! Не может быть!

– Но это я, – прохрипел Вилли своим низким голосом. – А ты как тут? Я тоже удивляюсь…

– Зашла сказать, что к тебе в номер жить пойду, – ответила Груша, руки которой дрожали.

– А… Я рад. – Вилли с трудом сел.

– А я вот что-то не очень. Я же недавно с тобой попрощалась!

– И я недавно. И вот снова увидел тебя… – попытался улыбнуться хозяин отеля.

– Так неожиданно…

– Не то слово…

– Не те слова, уж точно!

– Груня, я все понимаю, ты спасла меня!

– Хорошо, что понимаешь…

– Ты спасла меня от страшной смерти, жуткой… Я уже думал – все.

– Сама в шоке. Но не знала, что спасаю именно тебя. Выглядишь ужасно, – с отчаянием посмотрела она на него.

– Голова кружится. – Вилли мотнул головой и чуть не повалился, но был подхвачен Груней. – Тише, тише…

– А где мы? – спросил он.

– Ну, ты даешь! Я у тебя хотела поинтересоваться.

Мужчина свел брови и сосредоточился. А Груша сообразила: человек находится в шоке, а она чего-то от него хочет. Сама же только что вытянула его с того света!

– Когда ты ушла от меня, я там еще поработал – отвечал на телефонные звонки, и все такое. А затем понес твои вещи в номер Татьяны. Та мне сказала, что ты у нее не остановилась, а вроде как пошла назад ко мне проситься на постой. Ой, что я говорю? Какой «постой»? Еще бы сказал «стойло»… Голова болит, извини… Я очень удивился тогда и даже испугался, ведь ты ко мне не возвращалась, я же все время оставался у себя.

Вилли попытался встать с земли, держась за ствол дерева.

– Я пошел тебя искать. Спросил на ресепшен, не видели ли тебя? Один из портье сообщил, что заметил, как ты выходила из отеля, а куда направилась, сказать не мог. Я выбежал на улицу и почему-то решил, что далеко ты уйти не могла, поэтому двинулся в обход отеля. Зашел за угол… Потом острая боль в голове, и все, больше ничего не помню. Вдруг мне стало холодно и мокро, и я вроде пришел в себя, но обнаружил, что нахожусь в каком-то коконе. Я даже решил, что сплю и не могу проснуться, выбраться из кошмара. Затем стало снова темно и катастрофически душно. А потом… потом я увидел тебя. Вот и все…

– Понятно, что ничего не понятно, – кивнула Груша, подставляя ему плечо. Им уже следовало куда-то двигаться от этого страшного места.

Так как лодки и катера у них не было, Груня предложила пойти в сторону от реки, надеясь выйти к людям.

– А ты как здесь оказалась? – спросил Вилли, от которого, несмотря на обстоятельства, пахло дорогим парфюмом.

И Аграфене пришлось рассказать все, что произошло с ней. Вилли даже остановился.

– Невероятно, просто невероятно!

– Вот больше ничего и не говори. Это именно то слово, которое сюда и подходит.

– Я очень благодарен тебе, – тихо сказал Вилли.

– А я, если честно, очень рада, что ушла из отеля и пришла на остров, что залезла на катер…

– Что не испугалась и что боролась за жизнь неизвестного тебе человека, – закончил за нее Вилли. Затем остановился и поцеловал ее в лоб, как целуют детей или стариков.

Сделал это он зря. Потому что почти сразу у Аграфены ушла почва из-под ног, и помощь в поддержании тела в вертикальном состоянии понадобилась теперь ей. Затем они выбирались из леса – долго и мучительно. Много раз им приходилось останавливаться и набираться сил, чтобы двигаться дальше. Во время одной из остановок Груня разодрала на полоски футболку Вилли и как смогла перевязала ему голову – оба сразу не заметили, что у него на макушке зияющая рана, которая кровоточит. А он очень нежно обмыл ее ссадины на руках в ручье, на который измученные путники наткнулись.

Наконец они вышли на дорогу и выяснили, что находятся в окрестностях Будапешта, достаточно далеко от самого города. Стали ловить машину, но те проносились мимо – оба «голосующих» были грязные, мокрые, в крови, а Вилли смущал еще и своим голым торсом (кстати, смущал он им и саму Грушу). Через какое-то время один автомобиль остановился. Водитель с минуту сомневался, глядя на них и не веря сбивчивому рассказу, однако все-таки разрешил странным выходцам из леса сесть в машину.