Пояс шахида - Лев Пучков

А в суде за последнее время перебывали сотни людей: как блюстители закона и правоохранительных органов, так и противоположная сторона. Бери любого и опрашивай сколько влезет. Только любого ли?

— Исследуем этот вопрос, — уныло сказал Шведов — он от нечего делать недавно перечитал всех имевшихся в его библиотеке латинян и теперь порой произвольно съезжал в изящные дебри архаики. — Наиболее перспективный объектус в данном случае у нас — кто?

Да кто угодно, дядя Толя! Любой сержант из роты охраны, секретарька судебная, уборщица и так далее — из мелочи, в общем. Не хватать же за лацканы председательствующего — а ну, конь педальный, где у тебя клетка стоит? Средства: Мент инвалидный, слезоточивая история о служении в органах, бутылка, коробка конфет. Возможна, вообще, лобовая атака: дать денег и опросить…

Да, но весь вопрос в том, что после такой беседы опрошенного обязательно придется временно изолировать. Потому как есть большая вероятность, что опрошенный заподозрит неладное и намекнет кому следует: тут тип один был, интересовался расположением клетки. Зачем, спрашивается, ему это?

— Черт, какой идиотизм! Кому расскажешь — смеяться будут. Глупо, из-за такой мелочи ставить операцию под угрозу срыва, — расстроился Шведов. — Рассмотрим противоположную сторону…

Противоположная сторона: уголовники, проходившие по процессам в последнее время (ежели в давешнее — есть риск, что клетки переставили). Тут примерно та же история: водка, ханка, деньги — вопрос. Нюансы: публика крайне недоверчивая, чуткая, специфическая. Требуется убедительная легенда. Риск тоже имеется: неправильно себя поведешь, можешь тут же, на месте, угодить в разборку. Или опрошенный сдаст твои странные «базары» курирующему оперу. Ты ему — никто, от опера — плюс…

— Это тоже нехорошо, но — терпимо, — неожиданно чуть посветлел ликом Шведов. — Пока с опером законтачит, пока тот правильно оценит информацию, если оценит вовсе… Но прежде чем заниматься уголовниками, сделаем-ка мы вот что…

И, вызвонив Барина с поста наблюдения, заставил его экстренно бриться и приводить себя в порядок.

Оказалось, что Анатолий Петрович, в свое время скрупулезно изучавший различные учреждения Стародубовска на предмет перспективности в плане оперативного использования, вспомнил про инженерный архив. В списке по перспективности этот архив был последним, пользоваться им не приходилось — вот и запамятовал.

— До исхода рабочего дня должен успеть, — напутствовал Барина Шведов. — Если придется — настаивай, никаких «завтра». Смотри — завтра будет поздно…

В инженерных чертежах, разумеется, клетки отсутствуют — когда управу строили, никто и предположить не мог, что в просторных залах будут размещаться подсудимые и наоборот. Зато наверняка в чертежах присутствуют точные размеры — в том числе расстояния от оконных проемов до стен, по которым можно высчитать вероятность расположения мертвой зоны.

Барин — Андрей Игнатов, самый представительный член команды. Высокий, осанистый, симпатичный, румяный, с ленивым взглядом сибарита, бархатным, хорошо поставленным голосом завсегдатая светских салонов и вельможными манерами. Барчук, одним словом. Думаете, в команде просто так клички дают? Табличку с красным шрифтом: «Мастер-подрывник, лучше всех в команде бегает, в две секунды удавит самого крутого „быка“ любым подручным шнурком или колготами» — Барин на груди не носит, потому публика воспринимает его исключительно как во всех отношениях положительного типа. Барин умеет нравиться всем: чиновникам, интеллигентам, барышням и дамам, от которых команде что-то нужно. В связи с этим он осуществляет практически все светские контакты — Шведов использует обаятельного коллегу на полную катушку.

Взяв бутылку коньяка и коробку конфет, Барин убыл в архив, «заряженный» простенькой легендой: он столичный инженер, исследующий здания и конструкции дореволюционной постройки. Облсуд — земская управа, гармонично вписывался в рамки легенды. На вынос, разумеется, документы не дадут, но посмотреть да пару раз щелкнуть фотоаппаратом — при соответствующем расположении архивариуса, наверное, особой проблемы не составит.

— Куда-то пропала, — упавшим голосом сообщила молоденькая очкастая секретарька с «хвостиком» — единственная живая душа, оказавшаяся в архиве в этот час. Секретарька десять минут пообщалась с посетителем, приятно запунцовела личиком, с оговорками приняв конфеты, и обещала тотчас отыскать пожелтевшую папку с планами земской управы, благо картотека в порядке, архивариус у них педант.

— В ячейке нету… Я сейчас посмотрю — может, лежит где-то…

Увы, в огромном помещении хранилища ничего просто так не валялось: все лежало и стояло на своих местах.

— Знаете что? — выпала из задумчивого оцепенения барышня с «хвостиком». — Без Павла Дмитриевича тут не разобраться. Вы приходите завтра к обеду — возможно, он появится…

— Кто таков Павел Дмитриевич?

— Да архивариус же! Тридцать лет здесь работает, с закрытыми глазами любую бумажку найдет. Он иногда документы домой берет — диссертацию пишет. Четвертый день гриппует, на работу не выходит.

— Адрес и телефон? Нет проблем. Жаль, прямо отсюда связаться нельзя — телефон за неуплату ещё в прошлом году сняли. Хотите, я сама из дома позвоню, насчет этой папочки выясню?

— Ну что вы, не стоит беспокоиться, — Барин записал координаты и спешно покинул хвостатую барышню, проигнорировав слабую попытку вернуть конфеты.

Телефон архивариуса молчал, как Серега Лазо на допросе. По адресу заболевшего не оказалось: на верещанье дверного звонка никто не реагировал, а после пятого раза на площадке возникла престарелая бдительная соседка в разноцветных резиновых бигуди и, не заметив, видимо из-за близорукости, какой импозантный мужчина тут названивает, нелицеприятно прокаркала:

— Чего трезвонишь? Не видишь — нету никого?

— Человек болеет — мало ли…

— Ни фига он не болеет! Нету его. Опять, наверно, в деревню к сыну уехали с женой. Болеет… Симулянт! В старые времена за такое давно бы уже — к стенке. А то очки понацепляют, лысину отрастят — и морду воротят. Интеллигенция, мать их так…

С грехом пополам удалось выяснить, что сын архивариуса — моральный урод. По папиным стопам не пошел, пытается фермерствовать, но не пьет, поэтому — сволочь, как и все их интеллигентское отродье.

Попытка получить адрес непьющего сына потерпела фиаско — не удалось узнать даже название деревни, где он обосновался.

— Да и ладно, — небрежно бросил Антон, когда в половине седьмого вечера Барин доложил о невыполненном задании. — Все равно на том плане клеток не было…

— Видите, как все плохо, — не согласился Шведов. — Смотри-ка ты — одно к одному… Давно у нас такого не было!

Правильнее было сказать: вот именно такого не было никогда. За годы функционирования команда провела не один десяток достаточно громоздких акций, каждая деталь которых требовала особого подхода, но ни разу не случалось, чтобы такая смешная и нелепая мелочь, как расположение какой-то паршивой лавки, забранной в решетчатую «рубашку», явилось камнем преткновения.