Жаркой ночью в Москве... - Михаил Липскеров

Три часа, а в четыре – расстрел…

– Очень хорошая песня. В пандан мероприятию. О, сударыня, вы уже разделись. Что на горячее?

– Мясо по-миссионерски, омар по-русски, филейная часть на вертеле…

Ночь дана для любовных утех…

Ночь была, был рассвет…

Помню ту ноченьку, ноченьку темную…

Темная ночь, только пули свистят…

Стоп, это не отсюда.

Ах, зачем эта ночь так была хороша…

Ночным Белградом…

А ночка темная была…

Звездная ночь пришла на море сонное…

На холмы Грузии легла ночная мгла…

При чем здесь холмы Грузии?..

Ночи вы, ночи, ночи девочи…

Ночь пришла на мягких лапах…

И не остановишься…

Ночь была, был рассвет…

Это уже было…

Дорогой длинною да ночкой лунною…

А цыганская дочь – за любимым в ночь…

– Заткнитесь, сэр!

– Заткнулся, сэр Ринго.

– Это все?

– Ну, не совсем. Это только русские. И еще три печатных листа на языках народов мира.

– И что, вы все исполнили?!.

– Конечно, сэр Джагер. Под фонограмму, правда. Но исполнил. Желание клиента для нас закон. То да се, расстрел даже пришлось перенести.

– Надолго?

– Не очень. На двадцать пятое октября 1917 года. Кто-то на востоке из пушки жахнул. Вот во время десерта ее, хари, Мату вашу, на расстрел и увели. Пришлось ей обойтись без десерта. Сэр. Ринго Джагер Клэптон.

– А что она просила на десерт?

– Сэр.

– Что «сэр»?

– Вы забыли слово «сэр».

– Что, сэр? Она просила, сэр? На десерт, сэр? Фак ю маза…

– Сэр.

– Фак ю маза, сэр!!!

– Так что, сэр, она просила, сэр, вафли, сэр. На десерт, сэр.

– Ну и?..

– Сэр.

– Ну и?.. Сэр!

– У меня крем для вафель кончился. Так что ее без вафель шлепнули. Сэр.

– Что значит «шлепнули»? Это что, такая русско-еврейская идиома?.. Почему вы молчите?.. Русская сволочь! Скажите же что-нибудь, жидовская морда!.. В чем дело?!

– русская сволочь и жидовская морда одновременно – это оксюморон. И потом, вы опять забыли слово «сэр».

– Прошу пардону, экскьюз ми, маза фаза факинг, оксюморон, сэр, что есть, быть, шлепнуть, сэр?! Это садо-мазо, сэр? Как это по-русски? Эх, раз, еще раз, еще много-много раз?

– Это значит шлепнуть. Один раз. Из шести винтовочных залпов. И залпа «Авроры».

– Большое спасибо, сэр Майкл, сэр Фьедоровитч, сэр Липскерофф. Вы есть быть очень нам помогать. Теперь мы знать, что Великая Октябрьский переворот случиться из-за отсутствия крема для вафель. Сэр.

– Конечно, сэр Ринго Джагер Клэптон. Почти классическое. Низы еще хотели, а верхи уже не могли. Вот революционные матросы и рванули в Зимний. Там женский батальон размещался. Сами понимаете, три года войны. Я так давно не видел маму. Вот и чувство вины у меня. Я потому телефончик у нее и взял. У вас там из женского персонала есть кто?

– Сэр.

– Сэр.

– А зачем вам, сэр, из женского персонала?

– Вы зашлете ее к нам. Ваш предатель стукнет нашему предателю, что она у нас. Наши осуществят утечку информации, что она влюбилась в маршала СВР Михаила Федоровича Липскерова. Ваши решат его, то есть меня, через нее завербовать, чтобы получить сведения о своих предателях среди наших предателей. Потом по сигналу из Пекина по кодовому сигналу «У вас есть вафли с кремом?», отзыв «У нас таки есть вафли с кремом», агент «Бваны Нкумбы», что в переводе на русский означает «Сикрет-сервис» Республики Кот-д’Ивуар, шестнадцатый сын вождя Касем Коган (в Кот-д’Ивуаре такая традиция: шестнадцатые сыновья вождя становятся агентами «Бвана Нкумба». Потому что если его расшифруют и сожрут, то, стало быть, так тому и быть. Есть еще в загашнике семнадцатый сын, который, после того как его старшего братана сожрут, автоматически становится шестнадцатым, и традиция оказывается ненарушенной) высадится с подводной лодки в районе Патриарших прудов, где встретится с эмиссаром Штази под конспиративной фамилией Генрих Гиммлер. Чтобы никто не заподозрил в нем скрывшегося от справедливого Нюрнбергского суда Мартина Бормана, который считает сведения о падении Берлинской стены бериевской дезинформацией. Он живет в квартире № 8 дома № 16 усадьбы князей Шендеровичей, памятника архитектуры восемнадцатого века. Он так законспирировался, что даже и не подозревает, что усадьба уже девять лет как отреставрирована и представляет собой шедевр новорусской архитектурной мысли. Деревянный фасад с шестью гипсовыми колоннами встроен во входную дверь шестнадцатиэтажного пятизвездочного приюта для детей-сирот погибших в лихие девяностые руководителей национальных диаспор бывших республик СССР.

– Сэр Майкл, вы не могли бы быть чуть кратковременней. Я хотел сказать – меньшесловным.

– Конечно, сэр Ринго. Кранты. Сэр.

– Сэр Майкл, хотелось бы точнее быть знать, кто есть «Кранты»?

– А если, сэр Ринго, хотите бы точнее быть знать, кто есть «Кранты», то не перебивайте меня, маза-фаза-факинг. И ваших грандмаза, гранд-фаза, анкл и аунт – тоже факинг. Сэр.

– Продолжайте, сэр Майкл.

– Кранты – это одновременно Юстас и Алекс. Заслуженные топтуны ФСБ, осуществляющие посменную слежку за Генрихом Гиммлером. И когда к нему на связь явится ваш человек…

– А зачем к нему должен быть являться наш человек?

– Ну как зачем? Гостинец с родины передать. Туманного Альбиона, так сказать.

– Сэр.

– Гостинец, сэр.

– И какой гостинец вы предполагать?

– Сэр.

– Сэр.

– А о чем мы говорили, сэр?

– О гостинец, сэр!.. Или – кранты?..

– Вспомнил, сэр! Ваш агент передает Генриху Гиммлеру, который на самом деле Мартин Борман, гостинец…

– Что за гостинец, я вас сотый раз спрашивать!

– Билет на чемпионат мира по футболу 2026 года.

– Позвольте спросить вас, сэр оксюморон, а где быть эта чемпионат? Сэр.

– В Лондоне. Столице Исламского халифата. Он берет этот гостинец. И тут врываются заслуженные топтуны ФСБ Юстас и Алекс по кличке Кранты, хватают Генриха Гиммлера, который Мартин Борман, и увозят на обряд обрезания. Потому что на чемпионат мира необрезанных не пускают. А также свиней и евреев. И агент остается один. Как я уже говорил, женского рода, желательно двадцати – двадцати пяти лет, блондинка 90–60–120. И которого было бы не жалко расстрелять.