Владей миром! - Георгий Герцовский

Я махнул кистенем – здоровяк увернулся, сделал шаг в сторону, оказался сзади меня, обхватил рукой за горло и стал душить. Как я не успел среагировать? Как я мог допустить такой примитивный захват? Невероятно. Молчи, грусть, молчи. Теперь надо было вырваться. Попытался, но сразу понял, что глупее идеи нет. Мышцы его руки закрывали мне вид вокруг и виды на будущее. Я потянулся к дротикам, но до них было не достать – мою левую руку папуас крепко держал, а правая была прижата к телу могучим локтем.

«Даже не могу дотянуться, чтобы укусить», – с досадой подумал я, наблюдая, как перед моими глазами поплыли круги.

«Нет здесь никого, кроме тебя», – снова раздался голос в голове. Да еще уверенный такой.

«Как же, нет, – прошептал я, – а душу я сейчас сам себя, что ли?»

«Не душит тебя никто. Выдумал ты. Помнишь, про индейца Джо из „Приключений Тома Сойера“ вспоминал? Вот этот индеец и явился тебе – причем таким, каким ты его в детстве представлял. А ты индейцев в ту пору, видать, сильно с папуасами путал».

Хватка слегка ослабла. Я глаза опустил, чтобы сквозь пятна и разводы меркнущего сознания руку индейца разглядеть – ведь только что свет мне застила! А нет ее, руки-то. Нет, и все тут.

«Чем же он меня душит тогда?» – удивился я.

Тут хватка еще больше ослабла. Я стал на землю сползать, а потом – классика – сгибание в три погибели, долгое откашливание, все дела… Когда отдышался, оглядеться смог – нет никого.

«А ведь и правда, – подумал я, – моя фантазия его и привела. Вот почему я и видел его таким огромным – смотрел-то на него глазами мальчишки, каким был, когда читал „Тома Сойера“. А было мне лет восемь, наверное».

Самое главное, решил я, больше ничего не фантазировать. Лучше выдумать, что сейчас пещера внезапно кончится, и я выйду благополучно с другой ее стороны. И я уже собрался заняться этим аутотренингом, когда взгляд на перстень упал.

– Это ты, что ли? – сказал я вслух. – Это же ты мне подсказки даешь?! Что молчишь? Ты же на пальце был оба раза, когда я стал подсказки получать. И со сколопендрой насчет лидокоина подсказал, и с папуасом этим. Правильно? Что не отвечаешь? Давай, – я себя перстнем по голове постучал, – говори со мной мысленно! Надо самому выбираться отсюда и еще успеть Кинсли спасти.

Тишина.

Тут я вспомнил и о том, что камень в перстне начинал полыхать ярче, когда приближалась опасность. Даже когда она выдуманной была. А когда угрозы миновали, он снова едва светился.

– Ага, значит, ты и говоришь, и светишься ярче во время опасности, так? – уставился я на перстень. – А когда все в порядке, ты просто обычный камень в оправе? Я же помню, когда увидел тебя впервые, ты вообще не светился. А в пещере, еще до появления всех этих гадов, уже начал свет рассеивать. Предчувствуя, так сказать. И когда меня гадина четырехглазая цапнула или культурист в банановых листьях придушить хотел – тогда ты и начинал работать. Зато когда все мирно да хорошо – толк от тебя сугубо декоративный, так?

Камень, естественно, не отвечал, продолжая вяло светиться.

– Постой-ка! – прозрел я. – Надо еще, чтобы ты на пальце был в момент опасности! Потому-то ты и не помог мне в болотных баталиях, ибо в котомке лежал! Ну что ты молчишь, голос в камне?! Ответь, я все правильно понял? А что будет, если я сам себе опасность создам?

Я стукнул перстнем по ногам. Чувствительно, кстати. Ноль реакции. Видимо, недостаточно. Или перстень просто не считает нужным разговаривать с идиотом. Что он мне скажет? «Перестань бить себя по ноге»?

Ладно, с перстнем потом разберемся. Вымыслы, иллюзии… Если и вправду это работает только на силе фантазии, попробую-ка я…

– Вон за тем поворотом окажется выход из Заброшенных пещер! – прокричал я, то ли себя убедить пытаясь, то ли стены пещеры. – Точно! Вон, даже свет уже виден из-за поворота!

Странное дело, но мне и в самом деле показалось, что угол пещеры дневным светом окрасился.

– Я уже даже шум слышу, то ли бор шумит, то ли море плещется! Там выход! Вперед! – сказал я себе и, хромая, – мышца ноги болела после удара перстнем, – побрел к цели. И так я в тот момент верил, что до выхода рукой подать, что очень бы удивился, если бы его там не оказалось.

Выход был. Море и вправду шумело. Но оно оказалось справа и внизу, так как выход из пещеры был высоко над землей. Но даже здесь, на небольшом скальном плато, лежал песок – крупнозернистый и белый. Видимо, когда-то давно здесь тоже плескалось море.

Небо было ясное – благодать. Чувствуя себя героем и везунчиком, я расселся на песке, достал что-то из котомки и стал жевать. Грешен – о Кинсли я только через несколько минут вспомнил.

Возвращаться за ним в пещеры не хотелось сильнее, чем ребенку садиться в кресло стоматолога. Поэтому этот вариант я сначала просто отбросил. Потом мне и вовсе нечестивая мысль пришла. «В конце концов, – подумал я, – пройти Заброшенные пещеры и потерять только пятьдесят процентов отряда – урон вполне допустимый».

Мне сразу же стало стыдно, но это мало повлияло на желание лезть в пекло иллюзий. Да и главное, как я разыщу там Кинсли, даже если он еще жив? Кто знает, что он себе там нафантазировать успел?

С другой стороны, что-то делать надо. Даже из меркантильных соображений – без него я и ведьму Пчелиную не отыщу, и сам пропаду. Да, и прикипел я уже к этому ворчуну. Ох!

Как я ни тряс руку с перстнем, как ни тер его, ни увещевал – он про местонахождение Кинсли рассказывать отказывался. Я даже диадему на голову напялил, думал, вдруг с антенной лучше сигнал ловится. Тоже не сработало.

Что же делать? Свеситься вниз головой со скалы, чтобы проклятый перстень сообразил наконец, что мне грозит опасность, и начал помогать? Плохой вариант: мало свешусь – не поверит, сильно свешусь – упаду. И тогда в моей голове наверняка нужные ответы наконец-то прозвучат, вот только вряд ли я ими воспользоваться успею.

Может, камень к шее привязать и в море кинуться? А с собой нож взять. Когда совсем задыхаться начну, перережу веревочку и всплыву. А что, это вариант. Жаль только, до моря шагать отсюда километра три – не меньше. И это уже после того, как спущусь к побережью. А потом назад столько же – в гору. Вряд ли у меня есть такой запас времени. На себе убедился: в пещерах скучать не дают.

Я вздохнул и стал хворост собирать – его тут было достаточно. Сложил дрова колодцем, плеснул масла лампадного, сам забрался в середину и поджег дрова. Костер вспыхнул быстро, и я через пять секунд пожалел, что так много деревяшек накидал – погода жаркая, голодное пламя пожирало сучья с бешеным аппетитом. Я встал и приготовился прыгать через пламя. Нет, не в честь праздника Ивана Купалы я затеял этот, как говорят в наше время, перформанс. Я хотел заставить перстень поверить, что мне грозит опасность, и получить от него ответы. Но и умирать не собирался – если камень так и не заговорит, буду прыгать. Перспектива зажариться в центре костра мне не улыбалась.