Ретроспектива - Марина Повалей

Без лишних разговоров приняла помощь, в коей и не нуждалась никогда, уж на кобылу свою я завсегда сама взберусь.

Скакали во весь опор. Шельмец далеко ушёл, как лошадь не загнал — сие мне неведомо. Нагнали ночью, как ни торопись, но отдых нужен каждому, ежели маг ещё может на настойках бодрящих протянуть, то животное никак.

Спешились у развалин древнего храма. Место безлюдное, ближайшее поселение в двух часах галопа.

Достала горсть зерна и снова позвала своих смотрителей. Там они, как и час назад. Птицы показали Тосэю, всё так же без сознания, надеюсь, что в сон её подлый вор погрузил. Сам он не спит — молча смотрит на огонь, лишь прикрыв веки, в усталости. Красив, пародист… что же ты, убогий такой, что вцепился так в нашу девочку? У тебя же баб, должно быть…

— Тосэя без сознания, вельможа не спит… Какая магия у него?

— Огонь.

Плохо. Очень плохо. У такого, кто с огнём совладает, он с пальцев летит лишь по желанию. Спалит ещё степь…

— Бережно надобно. Тут степь кругом… И чтобы девочку не задеть…

Ондолиец хмурнее обычного. Как только вопросов не задаёт…? Другой бы запытал ещё на первом созыве вьёрнов в дороге.

— Пойдём тихо. Врасплох застанем…

— Уймись! Дорогу показала и будет. Здесь жди. Не хватало мне ещё к собственному вассалу красться! Он присягу мне давал. Раб он, а я хозяин!

Возразить не успела. Файлирс резко меня обогнул, я только собралась объяснить этому хозяину, что вассал его сейчас другому хозяину служит — себе. Раз на такой шаг сподвигся…

Громкие гласа раздались тут же. И минуты не проговорили. Я той самой полёвкой скользнула из-за стены полуобрушенной, призвала свою силу, чтобы видеть лучше в темени и убедилась: разговор не вышел у ондолийцев.

Тот, что вор, уже на ногах, пружинит, чуть не попрыгивает, готовый к атаке. Пальцы искрятся, просто ждёт, пока король опасность представит. Файлирс говорит громко, но спокойно:

— …лишаю тебя… приговариваю… земли… собственных средств… — звучит заученная формулировка монаршей немилости, — …уплатить ущерб…

— И компенсацию, — Файлирс дёрнулся, что от удара, развернулся ко мне, став спиной к герцогу.

— Эля! Я что велел?!

Экий ты! Хозяин прямь.

— Компенсацию Тосэи надобно уплатить…

Заклятье, подло брошенное в спину, увидела молвя последнее слово. Опешила на миг, не думая сотворила зеркало.

С горящими глазами огневик поглотил собственное предательство. Файлирс вскипел:

— Брысь! — мне. — Ах ты, собака лживая! — земля содрогнулась под ногами. Король присел, зарывая пальцы в землю, больше не пытаясь приблизиться к предателю. — В спину бить решился?! — лёгкое шевеление под ногами и два толстых корня прорезали сухую землю, оплетая вора по ногам.

Он вспыхнул, как факел, словно, сам стал огнём, пытаясь сжечь живой корень.

“Стой, Элькерия, не лезь. Не время. Пока мужчины бьются — женщине там делать нечего. Не пропадёт мой любый, с такой-то силищей. Сколь не силён огневик — не бесконечный же у него резерв, а у моего, бесконечный теперь. Ему сам мир силу даёт, хоть и через меня.

Файлирс не замешкал, дожидаясь, пока корни прогорят. Вместо того, позвал ещё гибкие лианы — в попытке спеленать преступника. Да только и он, не будь дурак, выхватил из голенища тонкий, длинный нож, принявшись рубить корни, задевая и свою шкуру.

Я смотрю, как капли крови мгновенно впитывает степь, и близко не насыщаясь… не заметила, как сгрызла ногти, ободрав до мяса кожу у ногтей. Эх, сейчас бы оглушить преступника забористым потоком, да только, как королю буду вмешательство своё объяснять…

Напряжённо слежу за схваткой, чтобы не пропустить никакого изменения, успеть на выручку. Магическая дуэль позволяет использовать лишь магию и оговорённое оружие. И пусть они и не призвали магию в свидетельницы честности поединка, сражаются они как равные. Как достойные.

Глава 12

Спустя время заметила, что действовать герцог стал осмотрительней, движения замедлились. Выдохся, голубчик. Тяжёлый, не для нашего лета армяк, словно к земле стал тянуть вельможу. А мой ондолиец, всё забавится с ним — атакует, уступит… Играется, тренируется… если бы не решалась тут судьба Тосэи.

Тосэя!

Он не устал, он к ней отступает!

Заворожённая, я гляжу, как два шага ему осталось до бездыханной девицы. Сила сама всколыхнулась, скорее, чем я и подумать успела, потоком воздуха отнесла его от Теи, да не углядела, не смекнула, что неожиданно он оказался слишком близок к Файлирсу.

— Моя! Моя она будет! — безумец с кулаками бросился на своего монарха. — Пусти! Пусти нас Фай! Я женой её возьму! Нет мне житья без неё, ведьмы!

Ответа не услыхала, лишь брань да удары. Бросилась к девушке, проверяя, жива ли вообще пленница. Жива… Холодна, не дышит… почти. Подлец не в сон — куда ему с тонкими целительскими чарами, — он в стазис её погрузил. Чтобы наверняка до своей цитадели довезти, а там уже пути назад не будет.

Вернула внимание к ондолийцам, а те на земле уже. Файлирс, принял правила, не спеленал своего смерда магией, мужицкой силой обездвижил.

Луна хорошо светит, даёт схватку разглядеть, лишь лица скрывает.

Ну что же он его так долго не одолеет? Возится, как с равным. Как не видит, что обезумел его человек?

Обезумел! Как есть обезумел, потому что в отчаянии, когда уже совсем у него выхода не осталось, сорвал с груди своего короля пузырёк с ядом. Откуда-то сила взялась и прыть, что не в себя он его вылил. За мгновенье крышку сжёг пламенем, перекатился, что Файлирс под ним оказался и одним движением влил в опешившего своего повелителя отраву. Тот, попытался было уклониться, дёрнул головой, но предатель пересилил.

Не онемела бы — взревела в тот же миг. Не увидала — почувствовала всем естеством, как тело, что ещё днём пылало жизнью напряглось струной и обмякло. Будто не Тосэя, а он в моих руках лежит. Ощутила последний вдох, что сделали те губы, с коими никак не могла нацеловаться… не выдохнул.

Жизнь покинула его в один миг. Если бы я не вросла в землю, ничего бы не успела. Брошусь сейчас — поздно.

Нет его больше. Ничего не сделаю я. Мёртвых к жизни никакой силой, окромя запретной не вернуть. Запретной… той, что требует плату особую. Живую.

Жизнь за жизнь.

И желать жизни он должен не меньше, чем я смерть отринуть.

Одна мысль осталась. Не должен так, по глупости, по честности своей, мир покидать человек. Такой человек. В нём же жизни… На всех с лихвой