Стражники среди нас - Ирина Меркина

В замешательстве Наташа сделала еще несколько шагов по осыпавшейся штукатурке — и вдруг обнаружила, что подвал обитаем. В дальнем конце обугленного зала под потолком светилось пыльное окошко. Две женщины возились под ним, разгребая наваленные на полу книги. Вернее, разгребала одна, рыженькая с хвостиком, в длинной прямой юбке, явно мешающей ей возиться в книжных развалах. Другая, массивная брюнетка с сонным взглядом, сидела, расставив толстые ноги, в продавленном кресле и курила.

Обе женщины уставились на Наташу явно негостеприимно.

— Здравствуйте, — сказала Наташа. — Я ищу Раду Черняховскую. Мне сказали, что она здесь работает.

Женщина в кресле невежливо рассмеялась, а рыженькая вздохнула и вытерла лоб рукавом.

— Здесь, как видите, уже никто не работает. Кроме Марины Евгеньевны, — сказала толстуха голосом, от которого у Наташи в памяти всплыла строчка: «Тяжелым басом гремит фугас».

— Да, я вижу, — согласилась Наташа. — А вы не знаете, где мне найти Раду? Она здесь не бывает?

— А вы ей кто? Подруга?

Ответ у Наташи был готов заранее.

— Да нет, я портниха. — Она помахала пакетом с Сережиным свитером, который наконец собралась отнести в чистку. — Рада заказала у меня платье и вдруг куда-то пропала. На телефон не отвечает, сама не звонит. Я случайно знаю, где она работает, вот и пришла. Платье готово, а за него не заплачено.

— Портниха? — недоверчиво пробурчал фугас, оглядывая Наташу с ног до головы. — Никогда б не подумала, что Черняховская шьет платья на заказ.

— У нее вроде бы сын женится, — сымпровизировала Наташа.

— Рада Михайловна здесь уже давно не появляется, — объяснила рыженькая Марина Евгеньевна. — Ее уволили еще до этого, — она кивнула на обгоревшие стены.

— Уволили? Она мне не говорила. А почему?

— Об этом надо было бы спросить Бориса Борисовича. Но не представляется возможным, — с кривой усмешкой сказала женщина-фугас. — Впрочем, он сам бы не мог ответить.

Рыженькая укоризненно покачала головой и повернулась к Наташе:

— Раду Михайловну уволили ни за что, просто так. У нас это случалось… время от времени. Она в чем-то возразила Борису Борисовичу. Наверное, это было уже после того, как она заказала вам платье. Она не ожидала этого и не знала, что не сможет заплатить. Алла Анатольевна, вы бы все-таки не курили здесь.

— Ха! — ответила на это Алла Анатольевна. — Хуже уже не будет. Или вы пожарной инспекции боитесь? Наш начальник был тиран и сумасброд. Никто не скажет, будто я тиран и сумасброд, — пропела она голосом людоеда из детской сказки и перекрестилась. — Господи прости, о мертвых плохо не говорят. Но покойник был редкостным дерьмом. Мог уволить кого угодно и за что угодно. Без выходного пособия. А Черняховской он даже не заплатил за последний месяц работы. Так что вы уж ее простите, за платье ей рассчитываться, скорее всего, нечем.

— А что с ним случилось, с вашим начальником? — осторожно спросила Наташа, стараясь добавить в свой голос побольше развязных ноток записной сплетницы.

— С Гномом? Сгорел. Вместе со своим подвалом. Мы вот разбираем то, что осталось от сокровищ.

С этими словами толстая Алла Анатольевна задавила бычок в грязной тарелке, которую держала на колене, и тут же, без перерыва, закурила новую сигарету, предоставив разбирать сокровища маленькой Марине Евгеньевне.

— Да что вы! — ахнула Наташа. — Это как же так?

— Он здесь ночевал, когда начался пожар, — ответила Марина Евгеньевна, тряпочкой вытирая копоть с очередной книжки и укладывая ее в стопку. — Это было ночью. Наверное, проводка загорелась, здесь все очень старое, странно, что до сих пор работало. Милиция только на днях сняла печать, и мы сразу прибежали посмотреть, что еще можно спасти.

— И куда вы это потащите? К себе домой? — скептически проворчала женщина-фугас. — По мне уж пускай пропадает, как есть. Нехорошее было место. И пожар нехороший.

— Да ну, Алла Анатольевна, это все глупости, — решительно возразила рыженькая, забираясь в кучу почерневших бумаг. — А книги пропадать не должны. Смотрите, вот фотографии с нашей ярмарки.

— Марина Евгеньевна — материалист, — басовитая дама снова обращалась к Наташе. Видимо, ей было скучно. — В потусторонние силы не верит. А сторож Марат и другие сотрудники, кто первым в тот день пришел, говорили, что видели на обгоревшей стене светящиеся буквы: «Третья стража. Приговор приведен в исполнение». И еще какая-то херня нарисована из фильма — ну, знаете какого. А потом у них на глазах все исчезло.

Наташа не сдержала возгласа, на что курящая Алла Анатольевна с удовлетворением заметила:

— Страшно, правда? Вот и мы все напугались.

— Марат — алкоголик, — глухо сказала Марина Евгеньевна из бумажной кучи. — Ему еще не то с похмелья покажется.

— Ну да! А Попова с Иваном Алексеевичем тоже алкоголики? А почему нас менты сюда почти месяц не пускали? — возразила Алла Анатольевна. — Почему расспрашивали, кто мог это сделать, с кем Гном не ладил? Небось и вашу Раду тогда трясли. Ну, ищешь, ищешь, не найдешь. Гном стольким людям напакостил, что всех их за год не опросишь.

— Напакостил, но не так же, чтобы убивать человека, — сказала рыженькая, выныривая из бумаг и чихая. — Ну вот, на правду. Милиция расследует все пожары, для порядка. Марат пьяница, люди у нас суеверные, внушаемые. А если кто-то хотел отомстить Борису Борисовичу таким изуверским способом, то при чем тут фильм «Третья стража»?

— Не иначе как с черными колдунами наш Гном зарубился, — вздохнула басом Алла Анатольевна. — А мы теперь без работы. И без зарплаты — деньги тоже сгорели, вместе с сейфом. Или те третьи Стражники их прибрали. Так что вы, девушка, со своим платьем еще дешево отделались.

— А у Рады не было в издательстве друзей? — сделала Наташа последнюю попытку. — Может, кто-то знает?..

— Друзе-ей? — с насмешкой протянула фугасная женщина, как будто эта мысль ее сильно позабавила. — Не было. У нас на работе народ особенно не дружил. Так что, если Черняховскую не найдете, продайте кому-нибудь платье, да и дело с концом.

— Наверное, так и придется сделать, — согласилась Наташа. Портняжная тема исчерпалась, и ей пора было уходить.

Она вышла на бульвар и побрела по пустой аллее вниз, в сторону центра. Только что прошел легкий дождик, и мокрые листья липли к песчаной дорожке. Наташа вспомнила детскую игру — пройти всю улицу только по листьям. Или не пересекать трещины в асфальте, или не заступать за плитки, в зависимости от того, какой тротуар под ногами. При этом обычно загадывалось: если ни разу не нарушу правило, то что-то сбудется или получится.

Она поймала себя на том, что петляет по аллее, стараясь ступать на листья. Вот уж действительно, впору обращаться к приметам, загадывая, чтобы из ее расследования вышел какой-то толк.

Чем дальше в лес, тем толще партизаны, как любил хохмить ее муж. У нее уже два трупа, как в хорошем детективе, а дело ничуть не прояснилось, скорее наоборот. И тут даже не клубок вопросов, который можно как-то распутать, а отдельные оборванные нитки, такие короткие, что ни за одну не ухватиться.