Сад камней - Яна Темиз

Камни молчат, но могут сказать больше, чем люди, надо только уметь спрашивать. По крайней мере они не умеют лгать, они ничего не скрывают, они выставляют напоказ все, что мы хотели бы знать, а если мы не видим этого – виноваты не камни, а мы сами.

Завтра же с утра… эксперты, конечно, будут ворчать и упрекать его за недоверие, но он должен перепроверить. Они могли что-нибудь упустить, не придать значения… в последнем подъезде, кстати, можно и еще чего-нибудь поискать, всего два дня прошло.

Нет, почему завтра – давай уж прямо сейчас, там такие же трудоголики, как ты сам, хоть завалены работой, а в глубине души только порадуются новой задачке… и глава их департамента на днях дал шикарное интервью, что у нас, мол, теперь, расследования как в американских фильмах… да, опять вот вас беспокою… да, все-все пришлите… вообще все… да черт его знает, что я там найду… а вдруг получится… да, опять все буду смотреть… спасибо, с меня причитается!

Он уже сел в машину, когда в кармане завибрировал и зазвенел телефон.

Слава богу, с облегчением подумал, даже всем существом почувствовал Кемаль, увидев на экране ее имя. Все не так, все в порядке, вот она звонит сама, соскучилась и звонит! И волнуется за него, и сейчас они поговорят, а в конце недели она вернется… или, и правда, махнуть к морю хоть на субботу?..

– Приезжай быстро, – сказала… нет, не она – телефонная трубка, это был не ее голос, и слова не ее, и вообще… – прямо сейчас. Тут у нас…

– Айше, милая, ты… – она никогда не разговаривала так, наверно, нужно было все-таки позвонить ей самому, но он боялся ее холодного тона и не хотел очередного объяснения, дотянул до вечера, получай теперь. Как он поедет «прямо сейчас», если глаза слипаются, а когда он их закрывает, перед ними стоит нескончаемая таблица, а на завтра намечено столько всего… и вообще, что это за капризы?.. – Сейчас я еще на работе…

– У нас полиция и убийство, – сказал ему голос в трубке, – и…

– Где?! – почти закричал Кемаль, не веря своим ушам. Убийство – там же нет никаких подъездов, это тихий дачный поселок, о чем она?!

– У нас, – ответил все тот же ужасный голос, – в доме прямо… если ты не приедешь…

– Я приеду, – быстро солгал Кемаль, думая, как бы заставить ее позвать к телефону брата. С ней что-то не то, это ясно, надо поговорить с кем-нибудь здравомыслящим. – А Мустафа… там?

– Не там. Никто не там. Он убил Эмель.

– Кто?! Что ты говоришь?! – перед глазами снова встал подъезд, никак не желавший соединяться в его сознании с дачами. Как убийство может случиться там? При чем здесь Эмель? Кто такой этот «он», сейчас Кемаль определял этим словом только своего неуловимого равнодушного врага, других убийц для него не существовало.

– Айше! – выкрикнул он. С ней что-то случилось, он должен докричаться до той, прежней, настоящей Айше, и она ему все объяснит. Спокойно и логично, как она умеет. – Айше, послушай! Что там у вас?..

– Приезжай. Сам посмотришь.

Гудки в трубке показались невыносимыми. Перезванивать не имело смысла – если она сказала правду, если ничего не придумала и не преувеличила (она никогда не делает этого, ты же знаешь!), если кто-то действительно убил Эмель, то что она сможет еще сказать?

Он тронулся с места, еще не понимая, куда ему ехать.

Наверняка это какое-то недоразумение – такого страшного розыгрыша Айше не могла себе позволить! – однако случилось явно что-то достаточно серьезное.

Эмель и убийство – эти два слова никак не желали соединяться в одну осмысленную фразу.

Эмель… тихая домохозяйка, милая женщина, талантливая художница – она просто жена и мать, Кемаль никогда даже не думал о ней вне ее семьи, словно она – сама по себе, отдельно – не существовала.

«Жена моего брата» – говорила Айше, и Эмель полностью соответствовала этому определению. Однако такими или почти такими были и жертвы маньяка, а они мертвы, не забывай. Да, но маньяк в надежном, охраняемом поселке, среди небольших коттеджей, где все на виду?

Да и как бы он туда попал – специально, что ли?!

До выезда на автостраду и, следовательно, выбора пути оставалось совсем немного, и Кемаль достал телефон. Единственная разумная вещь – позвонить Мустафе, брату жены, пусть он объяснит, что у них там происходит.

Никто не отвечал так долго, что Кемаль понял: придется сворачивать. Полтора часа – и он все выяснит. Если окажется, что ничего не случилось, он переночует, встанет пораньше и вернется, ничего страшного.

– Кемаль, – услышал он наконец, но голос Мустафы был почти сразу заглушен еще какими-то голосами. «Предупреждали», «немедленно», что-то типа «прекратить разговор» – нога сильнее нажала на педаль газа, и он вылетел на автостраду на совершенно недозволенной скорости.

– Что случилось?! – закричал он, уже понимая, что узнает это не раньше, чем доберется до места.

– Приезжай, – гудки оборвали начатую фразу.

«Уже еду», – мысленно ответил он, позвонил еще раз, услышал ожидаемое «Абонент недоступен, попробуйте…», не дослушал и полностью сосредоточился на дороге.

Чтобы не попасть в аварию и не мучиться догадками и бессмысленными предположениями.

Что-то случилось, и это что-то было абсолютно серьезным.

– Если у вас богатое воображение, – сказал он, и Лана вздрогнула, как от неожиданного попадания Мишкиного мяча в ничего подобного не ожидающую спину.

Попадание было точным: только что эти самые слова она написала в письме.

«У меня богатое воображение, и я легко могу придумать сколько угодно причин, почему ты не отвечаешь на мои письма и даже не читаешь их. И технических: от элементарно сломавшегося компьютера до самых ужасных катастроф, и психологических: от простой нехватки времени до нежелания что-либо знать обо мне вообще. Где-то между ними располагаются страшный, до полного самозабвения запой или, к примеру, захват тебя в заложники. Все это я могу вообразить, но не могу поверить в воображаемое. Для меня совершенно необъяснимо, почему взрослый разумный человек, занимающийся чем-то вроде бизнеса, неделями не включает компьютер, или включает, но не проверяет свою почту, или проверяет, но читает не все полученные письма. Мои, к примеру, так и оставляет непрочитанными. Как будто заранее знает, чего от них и, значит, от меня ждать, и совершенно в этом не нуждается…» – писала Лана.

В этом письме она могла себе позволить любые выпады, потому что писала она мысленно и знала, что никогда ничего такого на самом деле не напишет. А если напишет, то сотрет и не отправит – как обычно.

Рано утром – она любила вставать раньше всех, спускаться вниз, на еще прохладную кухню, пить в еще никем не нарушаемой тишине кофе – она привычно включила компьютер, убедилась – на всякий случай, она особо и не рассчитывала, но вдруг? – что письма от Стаса снова нет, привычно расстроилась и решила заглянуть в его почту. Это было нетрудно: он как-то сам сказал ей пароль, а потом то ли забыл об этом, то ли не придал значения и не стал его менять.