Депеш Мод - Сергей Жадан

Опять-таки, к чему я всё это говорю? Директор согласился взять его на работу, они что-то там исправили в его документах, поскольку Чапай школу ещё не закончил и делать этого не собирался, директор просто забрал его в цех и всё. Разрешил ему жить в одной из мастерских, собственно в в каптёрке, на промасленных робах,и сказал ни о чём не беспокоиться. Директор у них, типа, тоже был из династии, если можно себе представить династию красных директоров, хотя — почему бы и нет. Завод тем временем начал сдавать позиции на рынке производства шахтёрских аксессуаров, или как это назвать, ну, то есть там и рынка как такового не было, они считались единственным профильным предприятием в республике, завод разваливался, как и всё в стране, что можно было украсть — директор украл, что нельзя было — испортил, короче действовал согласно старым инструкциям по гражданской обороне и предвидя наступление коварного, хоть и невидимого, врага, станки, водопровод и радиорубку на всякий случай взорвал, не в прямом смысле, конечно, что-то там и дальше работало, несколько мастерских плюс автопарк как-то и дальше крутились, но общий энтузиазм исчез, и рабочие расползлись по частному сектору. А Чапай с директором остались. Впоследствии директор попустился и решил реанимировать хотя бы частично свое эксклюзивное детище, очевидно, призраки умерших красных директоров прилетали к нему по ночам и рахмахивали перед глазами шахтёрскими лампами, не давая старику спать, поэтому он снова начал делать бизнес, нашёл каких-то инвесторов, что-то они там таки запустили на рынок по новой, и хоть большая часть заводской территории и дальше лежала в говне и руинах, общее впечатление было такое, что завод работает. И собственно, я всё это говорю к тому, что Чапай и дальше жил в своей мастерской, отбил себе две комнатушки, работал автослесарем, шабашил налево и направо, директор его даже любил, ну, в смысле как специалиста. Ещё Чапай, поскольку времени у него было более чем достаточно, водился с панками на районе и имел настоящий самогонный аппарат, который он смонтировал по схемам из обломков какой-то оборонки, собранной им по цехах и мастерских, даже знак качества к нему прикрутил, вся эта дьявольская машина сияла никелем, медью и засекреченным авиационным дюралюминием, директор не имел ничего против, пусть, говорил он, пусть занимается, если значит душа лежит к технике, он, кажется, не совсем понимал, что именно там гонит по колбах Чапай, но блеск никелевых змеевиков его успокаивал, тем более, что за электричество Чапай платил сам, тут главное уметь считать трудовую копейку, там профсоюзы, самоокупаемость, государственные дотации, никогда этой хуйни не понимал. И вот, почему я об этом говорю — где-то через панков, которые покупали у Чапая свои наркомовские сто граммов, с ним познакомился Саша Карбюратор, Саша не был панком, более того — он панков не любил, он любил технику, ну, я говорил уже, кажется, об этом, и там как-то странно вышло — кто кого с кем познакомил, у кого-то там была двоюродная сестра, кто с кем переспал и кому потом за это сломали два ребра, но так вышло, что они познакомились — Саша и Чапай, и Саша иногда заходил к Чапаю в мастерскую, смотрел на блестящие и запотевшие от перегонки трубы змеевики, разбирал вместе с Чапаем схемы станков, пил из литровой кружки ещё не настоянную брагу, ну, одно слово — это было его, в смысле не брага, а вот всё это — станки, змеевики, тяжелая и машинная промышленность, Карбюратору этого не хватало, а у Чапая этого говна был целый завод плюс окрестности. Поэтому, если нашего Карбюратора и можно где-то сейчас найти, то разве что там — в заводских мастерских, вот что я думаю и излагаю всё это своим друзьям, да, действительно, не так уж и много мест, где нашего брата могут пустить, вот у Карбюратора одно такое место точно было, и мы медленно собираемся и уже выходим и вдруг уже на выходе наталкиваемся на Какао, Какао стоит перед подъездом, весь какой-то обмякший и опухший, видит нас, о, — говорит, — привет, вы куда? мы — говорит Вася, — по делам, потому вали спать. Можно я с вами? — спрашивает Какао, вытирая пот рукавом пиджака, мудак толстый, давай-давай, — говорит резко Вася, — спать, я не хочу спать, — просится и дальше Какао, — возьмите меня с собой, пошёл на хуй, — нервничает Вася, — тебя нам только не хватает. Ну, а куда вы хоть? — жалобно спрашивает Какао, Какао, — говорит ему Вася, — у нас дела, видишь? мы Карбюратора ищем, Карбюратора? правда? так послушайте, — кричит Какао, всё, — отрезает Вася, — спать, ну друзья, — растерянно говорит Какао, я же могу вам…, вали давай, спокойной ночи, и мы идём, а он остаётся, придурок толстый.

12.00

Зелень, которая налипает, влажная бумага, красные дома, мы как-то так не совсем удачно выехали, протащились почти через полгорода, заехали на площадь, так будто хотим найти нашего друга где-то на улице, наконец нас выталкивают из троллейбуса контролёры, и мы идём дальше пешком, переходим площадь, идём, рассматриваем афиши, рассматриваем рекламу, больше и рассматривать нечего, Собака тянет наплечник с бухлом, около булочной толкутся хипари конченные, сползлись, как крысы на свежий воздух, стоят, пьют что-то, с ними рядом какие-то известные лица, стоит Саша Чернецкий, ещё кто-то в кожанке с орденами и медалями, Сашу мы знаем, мы даже ходили с Собакой пару недель назад на его концерт в дк возле стадиона, нас там заломили охранники — кто-то рядом с нами бросил в зал петарду, они подумали что это мы, едва отмазались, вокруг Саши стоят хипари конченные, приятное утро приятного дня.

— Неформалов нужно расстреливать, — произносит Вася.

— Троцкий сказал? — спрашиваю.

— При чём здесь Троцкий. Смотри — стоят, суки.

— Ну и что?

— Не люблю, — произносит Вася и дальше идёт молча.

Через полчаса мы переходим через мост, находим заводской забор и через дыру в нём пролезаем на двор.

12.30

У Чапая мы были пару раз, он специально для друзей отметил свою мастерскую, так как их там несколько стоит почти одинаковых — полуразваленных ещё со времён первой русской революции 1905 года серых строений. На Чапаевском зелёной краской написано «социализм» и дорисовано несколько рахитичную звезду, похожую на медузу, ну имеется в виду цветом, Чапай, в принципе, типа Васи, тоже разбирается в диалектике, они уважают друг друга, это мы с Собакой тут чужие — я не люблю Маркса просто так, ну, а у Собаки к старику свои претензии, тут всё понятно.

Чапай нас сразу узнаёт, привет, — произносит, — заходите, пропускает нас в каптёрку, высовывает голову наружу, настороженно оглядывается вокруг и закрывает за собой дверь. Мы проходим внутрь. Чапай, как и водится среди пролетариев, на быт кладёт, комната у него почти пустая, посередине стоит упоминаемый уже мною аппарат и тревожно гудит, под аппаратом валяется пару колб, я, наконец, вспоминаю, как они выглядят, на подоконнике лежат книги, я беру одну — пятнадцатый том чего-то, чего именно я разобрать не могу, но явно что-то партийное, со штемпелем заводской библиотеки, серьёзный пацан этот Чапай, он старше нас на пару лет, ему уже за двадцать, к тому же трудовой стаж — это вам не просто так, он проходит за нами в комнату, садитесь, — говорит, в комнате несколько табуретов, как дела, — спрашивает? нормально, — произносит Вася, — вот Карбюратора ищем, давно его видел? давно, — отвечает Чапай, садится на табурет, закидывает ногу на ногу и закуривает беломор.