Царская любовь - Александр Прозоров

На залитом кровью, усыпанном телами и лошадиными тушами предполье наконец-то стало достаточно просторно, чтобы выжившие ногайцы развернулись, кинулись прочь – но это была уже не армия, а толпа, в который каждый дрался только за себя, за свою жизнь. Встречала же беглецов на пики вполне еще бодрая армия калги Эмин-Гирея.

Это была уже не битва. Это была резня…

* * *

Слуги накрыли дастархан для знатных крымчаков прямо на месте недавней битвы. Даже не дастархан – просто бросили на затоптанную траву ковры, на которые выставили кувшины с кумысом и пиалы да разное угощение: блюда с сухофруктами, с копченой рыбой и вяленым мясом. Во главе этого импровизированного стола сидел молодой калга Эмин-Гирей – круглолицый гладкокожий розовощекий татарин неполных тридцати лет, чем-то напоминающий китайскую фарфоровую игрушку: чистенькую, глянцевую, с аккуратно нарисованными тонкими черными бровями и такой же узкой короткой бородкой, в бело-зеленой чалме и крытом шелком халате такой же расцветки. Рядом с сыном крымского хана Сахиб-Гирея, на воткнутом в землю копье, покачивалась голова Алимирзы, смотревшая на победителей тусклыми глазами. Тело предводителя ногайцев нашли на поле боя порванным картечью, однако голова уцелела. Так что Эмин-Гирею имелось что отвезти отцу в доказательство успеха.

– Аллах, да святится имя его, милостив к нам, други! – поднял пиалу калга-султан. – Он даровал великую победу мечам нашим, и участием в сей битве каждый из вас сможет гордиться пред детьми своими и родичами! Восславим Всевышнего, братья!

Татары выпили, слуги торопливо наполнили пиалу Эмин-Гирея снова. Татарин, переведя дух, скользнул глазами по рядам гостей, указал рукой на двух нукеров в сверкающих доспехах:

– Ты великий воин, Бек-Булат! Прими мое восхищение. Нельзя не признать, ты не зря носишь такое прозвище. И твой сын ничуть не уступает тебе доблестью!

– Милостью Всевышнего, да будет благословенно имя его, – прижал ладонь к груди старик с такой же узкой, как у ханского сына, но совершенно седой бородкой, – мы рады сражаться во славу Крымского ханства. Но наш успех не был бы полным без помощи умелого Бека-Рустама, что до последнего мига прятал от ногайцев мою полусотню за спинами своих нукеров.

– Бек-Булат скромничает, – улыбнулся старик, сидевший возле него по левую руку. – Именно его хитрость и его нукеры, хорошо обученные и вооруженные, принесли нам удачу! Что проку от моего умения, кабы у нас не имелось достаточно одетых в железо воинов?

– И османских пушек на стенах, калги-султан, послушных твоей воле, – поклонился ханскому сыну Бек-Булат.

Эмин-Гирей довольно рассмеялся, отводя руку с пиалой за новой порцией кумыса.

– Довольно, беки! Зело наслышан я о старой вашей дружбе, можете друг друга не хвалить. Ценю! И потому хочу спросить, доблестные воины: зачем вам киснуть в соленых болотах Сиваша? Переезжайте в Бахчисарай! Мой отец и я по достоинству оценим вашу храбрость и ратную мудрость. Вам надлежит сидеть на дворцовых дуванах, купаться в подарках и уважении и служить там аталыками, воспитателями султанов!

– Это великая честь, калги-султан, клянусь могилами предков! – прижал ладонь к груди и слегка поклонился Бек-Булат. – Двадцать лет назад я бы без колебаний отдал руку за такое приглашение! Но ныне, храбрый Эмин-Гирей, я слишком стар и немощен для долгих походов и мудрых советов. Мы, старики, ныне больше о болячках своих речи ведем, нежели о победах ратных. Тягость от меня выйдет, калги-султан, а не польза. Боюсь разочаровать твои ожидания.

– Я видел тебя на поле брани, Бек-Булат, – недовольно поджал губы ханский сын. – Не всякий зрелый нукер сравнится с тобой в ловкости и силе. Ты наговариваешь на себя, старик!

– Так ведь сие рядом с домом, храбрый Эмин-Гирей, и в краткой сшибке, – развел руками старик. – И с милостью Аллаха, да святится имя его! Дальний поход и долгая битва мне уже в тягость.

– Пусть будет так, – смирился победитель. – А что ты скажешь, сын Булат? Готов ли ты пойти ко мне на службу?

Бек-Булат отвел руку назад и незаметно сжал локоть юного воина.

– Это великая честь, калги-султан! – приподнявшись, поклонился Эмин-Гирею молодой нукер. – Однако дозволь сперва навестить свой дом. Нас изрядно потрепали в этой сече. Надобно наградить детей погибших, проверить и обновить снаряжение, лошадей, распорядиться по хозяйству. Отец стар и уже давно переложил сии хлопоты на меня.

– Вижу, ты уже сейчас достоин звания алатыка, сын Булат, – рассмеялся ханский сын. – Воин не токмо храбрый, но и хозяйственный. Хорошо, я подожду! И ты получишь награду, дабы быстрее управиться с сими хлопотами. Восславим Всевышнего, други, что дарует Крыму столь славных воинов!

Калги-султан поднял пиалу, а затем решительно ее осушил.

Пир продолжался до поздних сумерек – пока уставший калги-султан не отправился отдыхать. После сего разошлись к своим нукерам и остальные беки, беи и мурзы.

Отряды Бек-Булата и Бек-Рустама стояли, понятно, рядом. И потому, отдав распоряжения о сборах, они сели бок о бок возле общего скромного костерка, вытянув к нему руки.

– Что же ты не приезжал раньше, брат мой Кудеяр? – посетовал Рустам. – Лет этак на двадцать, а лучше на тридцать до того? Сидели бы мы сейчас не на вытертой кошме в мокрой степи, а на подушках пуховых в огромном дворце, да у стола с виноградом и раками, а пред нами танцевали бы юные голопузые красавицы.

– Перестань, дружище, – усмехнулся Бек-Булат. – Разве мы прожили плохую жизнь? Разве мы не прошли эту землю от края и до края? Разве не победили во всех своих битвах? Разве не вырастили прекрасных сыновей?

– Как сказать, Кудеяр? – почесал в затылке татарин. – Осталась на моей памяти одна сшибка, в которой не повезло. А тебе вроде как некому оказалось родить сына?

Рустам вопросительно посмотрел на друга.

– Да, некому, – спохватившись, кивнул бывший боярский сын. – Не повезло. Давай укладываться. Завтра рано вставать.

Это оказалось не просто словами. Нукеры беков Булата и Рустама поднялись первыми, еще до рассвета. Даже не завтракая, они наскоро увязали вещи, навьючили лошадей и первыми ушли из еще спящего лагеря. Кудеяр очень не хотел попадаться на глаза сыну крымского хана – дабы тот опять не завел разговор о службе.

Вскоре после полудня, миновав местный водопой и пройдя за него с десяток верст, друзья обнялись, и два отряда разошлись в стороны, каждый к своему кочевью.

И только здесь Георгий, которого все знакомые татары называли не иначе, как сын Булат, наконец спросил:

– Почему ты не желаешь, чтобы я принял приглашение калги-султана, дядюшка? Он обещает высокое звание, много серебра, почет и уважение, славу, дворцы! Мне уже двадцать лет. Я хочу занять место, достойное знаменитого воина!

Кудеяр оглянулся на скачущих позади нукеров, ткнул пятками коня, заставляя его ускорить шаг, и понизил голос:

– Разве ты забыл, кто ты таков, мой мальчик? Ты сын Великого князя Василия и великой княгини Соломеи, законный наследник русского престола! Не было такого отродясь на памяти русской, чтобы правители московские татарам служили! Это татары завсегда у державы нашей на посылках. Что царь крымский, что казанский, что сарайский не раз под руку Великих князей вставали. Но чтобы князья московские басурманину поклонились – никогда! Невместно сие и недопустимо! Коли на унижение такое согласишься, всех предков своих опозоришь! И потомкам пятно несмываемое: коли предок под калги-султаном ходил, то и им такое же место полагается!