Я тебя похищаю - Полина Рей

— Хватит! — выдохнула я едва слышно, когда Глеб меня отпустил.

Сделал шаг назад, но выглядел в это время таким… странным. Растерянным не меньше, чем я сама. А в колдовских глазах плескалась похоть. Чёрная бездна с радужкой, на которой мерцали те «удовольствия», которые он мне уготовил.

— Приглашаю всех на ужин. Он накрыт в большой столовой, — ровным голосом проговорил Глеб, отводя от меня взгляд, и я едва мысленно не застонала.

Только что я стала женой того, у кого не имелось души. Или он попросту отдал её в залог дьяволу.

Впрочем, разницы не имелось. Я должна была научиться с этим жить. И первый урок мой муж непременно преподаст мне уже сегодня ночью.

Он наблюдал за ней, и понимал, что злости нет. Той чёрной и удушливой, от которой внутри всё вскипало и поднималась такая волна, сносящая на своём пути любые преграды, что он сам себя не узнавал. И чем более призрачным становилось напоминание о том, что вытворила Алёна, тем более растерянным себя ощущал Ледов.

Он не любил это чувство. Оно порождало беспомощность в душе. И особенно остро опасался его, потому что ощутить его понуждала Алёна. Казалось, что именно она сможет не просто понять это, но и обернуть всё в свою сторону.

— Глеб, — тихо окликнул его теперь уже тесть, и Ледов вопросительно поднял брови.

— Если это вновь будет разговор о том, что мы уже тысячу раз обсуждали, то можешь не тратить ни своё, ни тем более моё время.

— Нет. Но я хотел задать тебе один вопрос.

Глеб нахмурился и, покачав в руке бокал с виски, огляделся.

Регистраторша и журналист, каждый получившие внушительную сумму денег, уже уехали. Его жена сидела на диване и о чём-то говорила со своей матерью и Марусей. Вроде бы расслабилась, но всё равно во всём её облике сквозила напряжённость.

— Спрашивай, — пожал Ледов плечами, уже понимая, что вряд ли Тихомиров оставит тему их с Алёной свадьбы.

— Твоя дочь…

Он замялся, и Глеб цепко всмотрелся в лицо тестя. Рука сама по себе крепче сжала бокал, от чего даже показалось, будто стекло хрустнуло. Иллюзия, мать её.

— Да? — склонил голову набок Ледов, давая понять, что Тихомиров ступает на тонкий лёд.

— Скажи, если бы кто-нибудь поступил с ней так же, как это делаешь ты с Алёной..?

Глеб хмыкнул. О, он ждал этого вопроса, и даже был к нему готов. Или ему только так казалось. Потому что от прозвучавших слов внутри что-то неприятно царапнуло.

— Если бы ей грозила опасность — да. Но, смею тебя заверить, я бы смог защитить её гораздо лучше этого «кого-нибудь».

Тихомиров стушевался, а Глеб вдруг почувствовал кое-что ещё — неправильность того, в какие оттенки был окрашен его контр-выпад. Всё же теперь отец и мать Алёны могли считаться и его семьёй, а подобного он обычно в сторону родственников себе не позволял.

— Давай выпьем и перестанем искать какие-то подводные камни или попытки повернуть всё вспять, — сказал он мягче. — Всё уже свершилось и теперь пути назад нет. И помни — я всё сказал, что хотел, относительно твоей дочери и нашего с ней брака.

Последние слова прозвучали твёрдо, со сталью в голосе. Тихомиров кивнул и направился к бару. И Глеб понял, что ему тоже до чёртиков хочется напиться.

Родители Алёны уехали, Марусю тоже забрали и увезли. Ледов остался наедине со своей женой.

Жена. Такое забытое слово, которое сейчас вдруг приобрело совершенно другой эмоциональный окрас. Не такой, каким оно было в те времена, когда Марина была жива.

— Ты хочешь ещё что-нибудь? — спросил он у Алёны, которая выглядела так, будто нанесла себе на лицо белила вместо румян.

— Интересный вопрос. Ты знаешь на него ответ, — выдавила она из себя и вздёрнула подбородок.

— Ты знаешь, что я имел ввиду. Возможно, кусочек торта? Я видел, что ты к нему не притронулась.

— Ты бы ещё свадебный танец предложил, — фыркнула Алёна.

Глеб видел, что она пытается держаться из последних сил, и внутри снова что-то заворочалось, заскребло.

— А если предложу? — улыбнулся он.

— Шутишь?

— Нисколько. Потанцуй со мной.

Ледов видел, что Алёна ещё больше напрягается. Смотрит на него так настороженно, словно каждую минуту ожидает удара.

— Если откажусь, ты заставишь насильно? — спросила она, облизнув пересохшие губы.

— Нет. — Он протянул ей ладонь, повернув её тыльной стороной вниз. — Не заставлю. Давай потанцуем.

Жена задышала ещё более прерывисто. Перевела взгляд с его лица на протянутую руку.

— А музыка? — прошептала одними губами.

— Она нам не нужна.

Он терпеливо ждал, уже дав себе обещание, что если Алёна не подойдёт — не делать ничего. Даже брать её не собирался. По крайней мере, сегодня.

Когда в ладонь скользнули ледяные хрупкие пальцы, Глеб притянул жену к себе, но не грубо, как сделал бы это ещё вчера. Просто настойчиво, давая понять, что никуда не отпустит, даже если она передумает.

Он стал покачиваться, чувствуя, как Алёна ещё больше напрягается. Вторая рука скользнула по ровной спине, опустилась на поясницу. Ледов посмотрел на приоткрытые губы жены, с которых срывалось тяжёлое надсадное дыхание, и отвёл взгляд.

— Завтра мы улетаем. Несколько дней в Испании. Я снял бунгало, где нам никто не будет мешать. Проведём неделю вместе. Попробуем, что значит семейная жизнь.

Мысленно поморщился, потому что сказанные слова прозвучали как рапорт. Сухой и безэмоциональный. На самом же деле, именно с этой задумки он и начал оттаивать. Произошло всё быстро — Глеб не успел даже толком ничего понять. Но когда наскоро просматривал фото побережья и их жилища, арендованного на медовую неделю, когда представлял себе Алёну там, в этом месте, на берегу пляжа… что-то внутри отзывалось какими-то совершенно немыслимыми ощущениями и чувствами.

— Хорошо, — просто отозвалась жена.

Её тело всё ещё было «деревянным». Наверняка боялась того, что он ещё вчера видел в своих фантазиях — грязных, порочных, порождающих то, чего раньше никогда не испытывал.

Они стояли посреди гостиной, покачиваясь в такт тишине. Алёна была такой хрупкой, маленькой, уязвимой… И таким же уязвимым постепенно стал казаться сам себе Ледов. Он не знал, как к этому относиться. Пока не знал.

— Собери всё необходимое на завтра. Самолёт в два часа дня, — сказал он, неожиданно начиная испытывать раздражение.

Отступил на пару шагов, оставляя удивлённую Алёну стоять посреди опустевшей гостиной, после чего развернулся и направился к себе в кабинет.

Я сидела в вип-кресле самолёта. В одной руке — бокал шампанского, другая — нервно сжимает подлокотник. В иллюминаторе — унылая картина. Видна внушительная часть аэропорта, нос соседнего самолёта и больше ничего.