No Woman No Cry. Моя жизнь с Бобом Марли - Хэтти Джонс

Маргарет Нэш, жена Джонни, сразу проявила расположение ко мне. Мы казались ей симпатичными, но странными, она даже сразу об этом сказала:

— Вы все такие необычные, с этими вашими дреда ми! И такие тихие-спокойные!

А мне показалось, что это она спокойная. Она была очень хорошенькая, светлая мулатка с примесью индейской крови, очень любезная и предупредительная. Посещая их дом, я стала замечать то, чего раньше видеть мне не приходилось. У Маргарет существовали проблемы, которые я себе даже представить не могла. Я думала — ну и ну, как американки это выдерживают? Бывали случаи, когда Джонни веселился с девицами-фанатками в одной комнате, а Маргарет вела деловые разговоры в другой, соседней! Позже я сказала Бобу:

— Так живут женатые люди в Америке? Это Вавилон, Боб! Ты видишь, что они вытворяют?

Я была по-настоящему шокирована и поклялась никогда не опускаться до такой жизни. У меня возникли большие сомнения по поводу всего предприятия, и я начала беспокоиться о том, во что же мы, собственно, ввязываемся. Меня привлекали переход на новый уровень и, конечно, доллары, но я чувствовала, что нам, растафарианцам, нужно быть осторожнее в такого рода контактах.

Однажды нам устроили фотосессию, и, когда я приехала, Маргарет заявила:

— Нет-нет, Рита, мы хотели бы видеть тебя другой. Ты слишком молода и красива, нужно приодеться, открыть твои сильные ноги!

Она дала мне одно из своих платьев-мини, и, к моему собственному удивлению, я пришла в полный восторг! Прическа у меня тогда была короткое «афро», Маргарет дала мне серьги, подходящие к платью, поставила меня перед зеркалом и сказала:

— Гляди! Это ты! Смотри, какая красавица!

И я посмотрела. Такой я себя не видела давным-давно, может быть, лет с семнадцати или восемнадцати, — с тех пор я стала настоящей растаманкой. И тогда я успокоилась, потому что поняла: некая часть меня не изменится, что бы я ни надевала. Потому что я по-прежнему чувствовала, что я — раста. И это помогло мне по достоинству оценить поддержку Маргарет, то, как она подбадривала меня, старалась мне напомнить, что я не уродина, всегда была внимательна ко мне. Когда ей казалось, что я устала, она говорила:

— Пойди-ка приляг в моей комнате. Невозможно во всем поспевать за парнями, Рита, ты же беременна!

Потому что «парни» бренчали на гитарах с шести вечера до шести утра. И я думала: «Вот это да, работа в полный рост!» — и удивлялась, как им это удается. Иногда Дэнни Симс раздавал так называемые «витамины». Я и не догадывалась тогда, что это были стимуляторы, мы узнали об этом позже. А тогда он нам ничего не сказал — каков подлец, это ведь так опасно! Он мог убить моего ребенка!

Этот ребенок, мой третий, родился дома в Тренчтауне, в нашей маленькой комнатке в пристройке у тетушки. Мы решили на этот раз не обращаться в больницу, а сэкономить деньги, пригласив местную акушерку, потому что я была уже достаточно опытна — все-таки не первые роды. Не помню, где был Боб, когда у меня начались схватки, но где-то рядом. Тетушка, поскольку заранее готовила Боба к этому событию, послала кого-то за ним, а мне велела:

— Покажи ему свою боль. С этим ребенком он тебе будет помогать. Пусть увидит, как это тяжело!

Когда Боб появился на пороге, она спросила:

— Ну что, Робби, ты морально готов?

И он ответил, очень определенно:

— Да!

— Ладно, тогда можешь помочь, — распорядилась тетушка. — Дай-ка мне чего-нибудь выпить.

Он налил ей «Винкарниса», себе пива, а мне тимьяно вого чаю, и они позвали акушерку. Конечно, никакой анестезии не было и в помине, я ахала и охала от боли, пока не пришла акушерка и не объявила:

— Она готова!

Тут тетушка велела Бобу:

— Пойди вырой яму во дворе, туда мы закопаем послед. И принеси воды и старых газет. Давай-давай, пошевеливайся, она же мучается!

Бедный Боб — он был такой бледный! Казалось, это он собирается рожать! Но мы поглядывали друг на друга в поисках поддержки, и в конечном счете он прилично помог с родами. А когда увидел, что родился мальчик, стал буквально сам не свой от восторга! Он выскочил из дома к друзьям, я услышала шум, а когда Боб вернулся, то улыбался не переставая. Он был так горд — всю ночь мы слышали, как он кричит друзьям:

— У меня сын, мужики, родился сын! Мальчик! Мальчик!

Когда тетушка с акушеркой и помощниками прибрали в доме и все разошлись, он стал упрашивать тетушку:

— Можно мне сегодня спать вместе с Ритой и ребенком? Ничего страшного не случится?

Тетушка к тому моменту была им довольна, потому что он действительно помог, к тому же ее тронуло его возбуждение.

— Конечно, — разрешила она, но потом добавила: — Только если ты не грязный.

Я сказала:

— Ну тетушка, ты же знаешь, что Боб не грязнуля.

— Точно, — сказал он, — но раз это важно, я пойду помоюсь. — И он пошел принимать душ.

Потом Боб вернулся, и мы вместе решили дать мальчику имя Дэвид — в честь царя Давида, разумеется. Но вскоре к мальчику прилепилось прозвище «Зигги» — такое прозвище было раньше у самого Боба, и так он начал звать сына три дня спустя, утверждая, что у ребенка «футбольные ноги». У них в компании этим словечком назывался хитрый маневр, с помощью которого игрок может любого обойти на поле.

К тому времени как началась наша работа с «JAD», Банни находился в заключении за курение марихуаны, поэтому на большинстве демо-записей того периода есть только Боб и я, и иногда Питер Тош. Когда мы наконец подписали контракт, я просиживала в студии часами. Мы работали на Ямайке до тех пор, пока «JAD» не сделала нам паспорта и визы для въезда в США. Мы купили себе и детям билеты в Уилмингтон, Делавэр, где собирались остановиться у матери Боба и ее семьи, а затем отправиться в Нью-Йорк. Для детей это была мечта — впервые увидеть бабушку и ее мужа Эдди Букера, и тетю Перл, и дядю Ричарда, и дядю Энтони. Увидеть семью Боба и пойти в школу в Америке! (В то время Седелла Букер содержала ясли и центр по присмотру за детьми, и моих малышей было задумано отдать туда же, чтобы я могла работать.) Так что планы у нас были грандиозные — новые впечатления для нас с детьми, наше первое путешествие в Америку.

Но потом мы задумались, как все это на самом деле получится, и получится ли вообще. Правильное ли это решение — собрать вещи и уехать? Моя позиция — и я не раз это говорила — состояла в том, что переезд пойдет нам на пользу. Невозможно оставаться на Ямайке с тремя детьми и без будущего в музыкальном бизнесе. Наша нищета уже переходила всякие границы.

Во время перелета в Делавэр Боб показал себя хорошим отцом, помогал менять пеленки, приносил мне бутылочки для кормления, следил за всем. Не знаю, что я без него делала бы, как справилась бы в одиночку с тремя детьми мал-мала меньше! После посадки и прохождения таможни (еще одно мучение для многодетной семьи) мы сели отдохнуть в зале ожидания, пока нас не встретят. Очень скоро Зигги, тогда еще грудной младенец, захотел есть. Естественно, я стала его кормить грудью. Боб куда-то отходил и как раз возвращался, когда обнаружил меня за этим занятием — и буквально вышел из себя!