Семя Гидры - Вадим Ларсен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Отбой, Джонни. Утро вечера мудренее, — понимающе произнёс Гаррет. — Ночью будем дежурить по очереди. Через два часа твоя смена, затем снова моя…
Иван едва понимал адресованные ему слова. Наконец тяжёлые веки сделали своё дело, и парень, закрыв глаза, погрузился в небытие.
Не прошло и минуты, как его уже тряс за плечо мистер Рой.
— Эй, парень… хватит дрыхнуть. Уже полночь.
Иван продрал глаза. Ломило спину. Руки и ноги будто набили опилками.
Он глянул в дыру проёма. Пространство перед хижиной утопало в стойком стальном свете. Журчание ручья в ночной тиши усилилось многократно.
Питер спал, мистер Рой готовился ко сну. Кряхтя и тяжело вздыхая, он стягивал с ног сапоги. В очаге мерно дотлевали багровые угли. Рядом на камнях дымилась самодельная «сковорода» — дюралевый лист обшивки с загнутыми внутрь краями. Жаркое из замороженных морепродуктов пахло так, что у Ивана потекли слюни.
— Возьми, поешь, — предложил Гаррет. — Через три часа разбудишь.
Он с облегчением улёгся на лежанку, раскинул в стороны руки и ноги и мгновенно уснул.
Настолько божественным показался Ивану вкус жареного морского коктейля. Тёплое жарко́е скорее походило на загустевший пудинг, разделённый на три части, из которых одна часть была уже съедена. Иван с удовольствием доел свою порцию, подставил «сковородку» ближе к жару и направился к ручью.
Ему даже не понадобился фонарик его дайверских часов — поляну перед хижиной ярко освещал звёздный ковёр южного полушария.
Иван подошёл к воде, встал на колени, зачерпнул ладонями и стал пить. Вода оказалась удивительной на вкус. Чистая, обжигающе свежая, придающая силы. Напившись, он умылся и вернулся в хижину.
Рой и Питер спали как убитые. Питер тихо, словно его и не было вовсе, Гаррет же то и дело похрюкивал и постанывал. И почему он не забаррикадировал вход? Это было бы весьма рационально.
Иван включил фонарик, провёл лучом вокруг себя. Ящики, баллоны… если передвинуть их ближе к двери, можно загородить проём. От змей и насекомых вряд ли спасёт, но оградит от нападения крупного зверя.
Верхний ящик оказался полупустым, и Иван с лёгкостью перетащил его. Нижний, похоже, прирос к полу. Пришлось приложить усилие, чтобы приподнять его. Иван коленом упёрся в ржавую скобу, налёг и столкнул ящик с места. Глухой звук падения и что-то обозначилось в лунном свете. Иван пригляделся. Под ногами лежал командирский кожаный планшет, подобно тем, какие были обязательным атрибутом военных лётчиков Второй Мировой.
Иван поднял находку и раскрыл её. Из содержимого: сложенный вчетверо и хорошо сохранившийся листок плотной бумаги, и огрызок химического карандаша. Листком оказалась часть топографической карты, обратная сторона которой была исписана по-английски. Иван направил фонарик и стал читать:
«Примечание:
Тем, кто найдёт это послание
просьба неотложно перенаправить его
в Южный штаб ВВС Индии,
база Тривандрам.
Офицеру в чьи руки попадёт сей документ
предписание считать его официальным рапортом
о выполнении боевого задания.
Я, Махавир Джай Сингх, майор 18-го авиаполка 35-й эскадрильи «Летающие сабли»
Докладываю
6 декабря 1971 года, будучи командиром штурмового бомбардировщика Canberra Mk.66, бортовой номер 220K, вместе с экипажем в составе двух человек: штурмана лейтенанта Прэйтапа Сингха и бомбардира капрала Раджиша Арора следовал в составе боевого звена для бомбардирования пакистанских баз близ населённого пункта Читагонг.
В четыре утра над Бенгальским заливом наш самолёт был обстрелян вражеским крейсером противовоздушной обороны. Снаряд вывел из строя левый двигатель, заклинило генератор, отключились навигационные приборы. Мы сбились с курса, и, пролетев пятьдесят миль на одной тяге, были вынуждены совершить аварийную посадку.
Изучив обстановку, я принял решение привести судно королевских ВВС в техническую готовность, поднять его «на крыло» и вернуться на базу. Все силы вверенного мне экипажа были брошены на осуществление поставленной задачи.
Сегодня по моим расчётам 15-е октября 1972-го года и мы сделали всё возможное и невозможное. Для удачного взлёта нам осталось немного: максимально облегчить фюзеляж, проверить работоспособность систем и узлов и дождаться попутного ветра.
Мы оставляем вооружение «Канберры» здесь, но это не означает, что мы бросаем оружие на поле боя. Прилагаю подробный план места, где спрятаны запечатанные в ящики промасленные и законсервированные четыре двадцатимиллиметровых пушки Aden Mk.4 и контейнер с 7.62-миллиметровым пулеметом и с полным комплектом боеприпасов.
P. S. Если взлёт окажется неудачным и повлечёт смерть экипажа, прошу считать нас погибшими в бою».
Дальше следовала схема, а за ней продолжался текст. Но теперь Ивану показалось, он был дописан хотя и тем же химическим карандашом, но значительно позже и по-иному. Строчки выглядели неровными, буквы прыгали, словно писавшая их рука тряслась:
«Дополнение к рапорту.
Вчерашним утром я собирал яйца морских черепах к северу от мыса. Впервые за десять месяцев я увидел на берегу лодку. Сперва я бросился к ней, но страх удержал меня на месте.
В лодке были люди. Их лица блестели от раскраски, а за плечами висели длинные копья, и я понял, это туземцы. Они вышли из лодки. На плечах они несли бамбуковые маты, на которых лежали какие-то чёрные туши. Сгрузив ноши на берег, они закричали на непонятном мне языке. Затем они сели в лодку и уплыли.
Я спустился, когда лодка исчезла из виду.
На берегу остались два человеческих тела. Это были белые люди, одетые в водолазные костюмы. Чтобы выяснить, живы они или нет, я наклонился над одним из них и приложил ухо к его груди. Прорезиненная ткань провалилась внутрь грудной клетки. Я расстегнул «молнию» и увидел ужасное. Также я расстегнул костюм другого мертвеца. Там было то же самое. У белых людей вместо груди зияли дыры — у них отсутствовали лёгкие.
Я не рассказал об этом товарищам. Сегодня ночью я предал трупы несчастных огню. Прошу тех, кто читает сейчас эти строки: если нам не удастся осуществить взлёт, и вы найдёте нас на берегу этого проклятого острова растерзанных и лишённых внутренних органов, сожгите наши тела, как это сделал я и развейте пепел над ручьём, дабы души наши вознеслись к Богу».
На этом письмо заканчивалось.
Поражённый Иван долго не мог пошевелиться. Он повертел листок в руках, сложил его вчетверо и отправил обратно