Пятый всадник - Александр Харыбин

– Разыскивается по подозрению в двух убийствах, – доносилось из-за двери, – да, он сейчас здесь, – и она начала называть адрес.

Я на цыпочках вернулся обратно в спальню. Какой кошмар! Просто чудо, что так вовремя проснулся. Сколько же у меня времени? Минут десять? Что-то мне подсказывало, что и на пять минут лучше не рассчитывать. В историях про армию говорят, что солдат должен уметь одеться за сорок пять секунд. Думаю, сейчас перекрыл этот норматив раза в два. Вышел в прихожую, столкнувшись в дверях с этой змеей в обличье ангела.

– Олеженька! Ты куда это собрался, дорогой?

Вот это да! Только сейчас, фактически, обрекла меня на пытки, а, может, даже мучительную смерть, и – «Олеженька». Собрал все самообладание, только бы не дать ей понять, что все знаю.

– Да, вспомнил сейчас: кое-что из машины надо забрать, – постарался сказать, как можно непринужденнее, быстро надевая при этом ботинки.

– Да куда же ты, на ночь глядя-то? Завтра заберешь, а лучше папе скажешь – он съездит, возьмет. А то еще вдруг там засада.

С этими словами она схватила с вешалки мою куртку, явно намереваясь не отдавать мне ее. Ну, надо же – какая забота! Меня, несмотря на осознание всей серьезности момента, чуть смех не начал разбирать. Все еще пытаясь сохранить лицо, аккуратно взял обеими руками куртку и потянул на себя. Хватка моей противницы не ослабевала, даже наоборот – она сжала пальцы так, что побелели костяшки. На шум из большой комнаты показался отец. Не вмешиваясь пока в ситуацию, просто стоял в дверях и наблюдал за нашей борьбой. Если он придет к ней на помощь, придется убегать без куртки, чего я допустить никак не мог. Там находились чрезвычайно полезные в моем нынешнем положении ножик и фонарик. Да и права с документами на машину терять совсем не улыбалось. Наконец, заметив движение отца в нашу сторону, понял, что терять больше нечего, и, что есть силы, рванул куртку на себя. Честно признаться, на такой эффект я никак не рассчитывал. Крепкая ткань выдержала мой рывок. Пальцы моей противницы тоже. Нина не устояв на ногах, упала на пол. Даже лежа на земле, она не отпускала свою добычу, так что мне пришлось выволочь ее на лестницу. Только там она, наконец, разжала руки. Перелетая вниз по лестнице через десяток ступеней, пока не выскочил из подъезда, продолжал слышать за спиной ее истошные вопли.

Не разбирая дороги, бросился прочь от дома, как если бы встретил там скопище вурдалаков или зомби с окровавленными клыками. Забегая за угол соседнего дома, боковым зрением отметил свет фар притормозившей у подъезда машины. Кажется, это по мою душу. Осознание данного факта заставило прибавить прыти. Что-то в последнее время я слишком много стал бегать. Еще с месяц такой жизни, и вполне можно будет выступать на олимпийских играх.

Пробежав с километр и оказавшись в двух кварталах от дома, перешел на шаг. Немного в стороне заметил детскую площадку с малюсеньким, почти игрушечным деревянным домиком. Замечательное место для того, чтобы посидеть и отдышаться. Будем надеяться, что ради моей поимки не будут устраивать оцепление всего района и поиски с собаками, как в фильмах про фашистов и партизан. Свернул туда и забрался вовнутрь. Половина досок из этой детской избушки была выломана, в щели задувал пронизывающий октябрьский ветер, но всё лучше, чем под открытым небом.

Который же сейчас час, интересно? А, ладно, не так важно. Больше всего сейчас волновало одно: знал ли отец о том, что собиралась сделать его пассия? Очень не хотелось верить в то, что эта змея звонила с его ведома. Осознание того, что мой отец способен на такое мерзкое предательство было просто невыносимым. А, хотя… Ведь каждый преступник, даже самый отъявленный маньяк-убийца всегда придумывает то или иное оправдание для своих деяний. Так и отец. Ведь мог же внушить себе, что я все вру, что на самом деле виновен в том, что мне приписывают. Люди всегда охотно верят в то, что им выгодно. И наоборот. А тут еще и заинтересованные лица, имеющие, прямо-таки, гипнотическое влияние. А ведь какова гадина! Мгновенно уловила, что в одно действие убирает конкурента на квартиру. Ведь, если бы она не вмешалась в спор, через пару минут меня бы уже там не было. Интересно, на что вообще способны такие женщины из-за квартиры в Москве. Наверное, более правильно было бы – на что они не способны.

Какая-то смертельная тоска разливалась по телу. Не сразу осознал – что это. Потом понял. Это порвалась еще одна ниточка, связывающая меня с прошлым. У меня больше нет отца.

Оставалось только одно место, где можно было бы получить помощь – родители моей Машуни. И хотя я пытался придумать всяческие аргументы, чтобы отсрочить предстоящую ужасную процедуру, но, тем не менее, разумом понимал, что рано или поздно это все равно придется сделать.

Они жили в Обнинске, в городе на севере Калужской области. В советское время это был наукоград ядерщиков, закрытый город ученых, трудившихся на передовых рубежах научного фронта. Сейчас от былого великолепия уже мало что осталось. Если не считать осыпающуюся штукатурку фасадов и колонн монументальных зданий атомных институтов постройки времен пятидесятых годов. Разбитые дороги, мусор на улицах, да рожи местных алкашей – типичная картина для провинциального городка центра европейской части России. Приезжая в гости к родителям Машуни, и глядя на всю эту разруху, никак не мог поверить в столь славное и совсем недавнее прошлое этого города.

В Обнинск мы ездили на машине, но еще туда можно было попасть по железной дороге. Сколько стоит билет, я не знал, но это меня и не волновало – так или иначе придется ехать зайцем. Надо было доехать до вокзала. Тратиться на метро не хотелось. В автобусах понаставили турникетов, так что оставался только один способ бесплатно добраться в центр столицы – электричка.

Где-то с полчаса шел до станции. На платформе – ни души. Одинокая лампочка над окошком кассы бросала тусклое пятно желтого света на часы, показывающие четыре утра. Судя по расписанию, ближайшая электричка на Москву будет почти через час. Пришлось все это время изучать окрестности.

С горем пополам уже под вечер добрался до Обнинска. Без приключений не обошлось – приходилось перелезать через решетки с риском напороться задницей на острые металлические штыри, два раза перебегать по платформе от контролеров в компании с толпой таких же безбилетников. Раз меня даже ссадили с поезда, и пришлось ждать следующего. Да уж, непроста участь зайца в нашей стране. Больше всего опасался попасть в милицию. Ведь кто его знает – может, меня уже в федеральный розыск подали.

Привокзальная площадь встретила лужами и порывами холодного ветра. Березы в сквере трясли желтыми останками своих некогда роскошных шевелюр. Многоголосье водителей маршруток, малопонятной скороговоркой зазывающих пассажиров в свои желтые гробы на колесах. И все это, как многотонным прессом, придавлено низким свинцовым небом. Господи, где же я все это видел? Не обстановку, что вокруг, а ее неуловимый дух, эту депрессивную атмосферу, которую невозможно описать словами, а можно только лишь прочувствовать. И тут вдруг вспомнил. В детстве мама водила меня в Третьяковскую галерею. Так вот, точь-в-точь такое же чувство тоски и безысходности, как и сейчас, у меня вызвали картины русской природы художника Саврасова. И, казалось бы, настолько давно все это было, что и следа в памяти не должно было остаться. А ведь нет же, стоило только чуть зацепить краешек этого ощущения, как оно опять обрушилось с тяжестью многотонной глыбы. Летом, все-таки, здесь намного веселее. Из оцепенения вывел чуть не оглушивший вопль водителя маршрутки, по виду, гастарбайтера из какой-то южной республики, зазывающего куда-то с ним поехать. Отмахнувшись от него, как от назойливой мухи, побрел прочь. Благо, идти здесь не так далеко, даже не торопясь, не более получаса.