Замечательные женщины - Барбара Пим

В следующие несколько недель погода улучшилась, и внезапно наступила весна. Пришло время моего ежегодного ленча с Уильямом Колдикотом, братом моей подруги Доры. Это была церемония, уходившая корнями в те дни, когда Дора и, возможно, даже сам Уильям надеялись, что «из этого что-то выйдет». Но с годами наши отношения перетекли в нечто комфортно-скучное. Не помню, когда я наконец поняла, что Уильям не из тех, кто женится, и что я сама нисколько на это не в обиде. Теперь представлялось вполне естественным, что, когда мы оказывались вместе в такси, он вздыхал: мол, «какое облегчение сесть», а не «как приятно очутиться наедине с тобой». Его одержимость тем, что он ест и пьет, я тоже принимала как данность и даже находила довольно трогательной, если учесть, что и мне самой она была во благо: в обществе Уильяма вкусный ленч всегда был обеспечен.

Он работал в каком-то министерстве возле Уайтхолла и с годами превратился в ничем не примечательного человека под сорок с удивительно яркими глазами-бусинками. Мы всегда встречались в каком-нибудь ресторане в Сохо, где его все знали, и сегодня, спеша туда (поскольку я немного опаздывала), я вдруг подумала, что Уильям не самая подходящая компания для ленча в ясный весенний день. Наиболее очевидным кандидатом была бы какая-нибудь романтическая личность. Голубое небо с пухлыми белыми облаками, ласковый ветерок, веселые шляпки на встречных женщинах, мимоза на тележках уличных торговцев – все это отвращало меня от общества Уильяма с его озабоченностью своим здоровьем и своим меню, с его злорадной язвительностью старой девы и упоенной тягой к сплетням.

Сегодня он был настроен придираться и привередничать – это стало понятно уже по тому, как раздражительно он вчитывался в меню. Печенку скорее всего передержат, утку не дожарят, погода последние дни стоит слишком теплая, поэтому сельдерей будет вялый, – все шло к тому, что мы останемся голодными. Я терпеливо ждала, пока Уильям и официант дискутировали сердитым шепотом. Принесли бутылку вина. Взяв ее, Уильям подозрительно изучил этикетку. Я с недобрым предчувствием наблюдала, как он пробует вино, ведь он был из тех, кто придает большое значение церемониям, и не исключено, что он отошлет эту бутылку и потребует другую. Но, попробовав, он расслабился: мол, вино удовлетворительное, а если и нет, то не будем придираться.

– Сносное вино, Милдред, – изрек он, – без претензий, но, думаю, тебе понравится.

– Без претензий, как и я сама, – глупо откликнулась я, касаясь пера на своей бурой шляпке.

– Нам, правда, следовало заказать сегодня вино получше. Весна как будто почти пришла, – заметил он сухо.

– «Nuits St Georges», – прочла я этикетку. – Какое увлекательное название! «Ночи святого Георгия»… Так и видишь: доспехи и белые лошади, а еще драконы и пожары, может, огромная процессия с факелами.

Он посмотрел было на меня подозрительно, но, увидев, что я еще не притронулась к вину, начал объяснять, что «Нюи де Сен-Жорж» – это место, где расположены виноградники, но не стоит считать, что каждая бутылка с таким названием на этикетке наилучшего качества.

– Вино вполне может оказаться столовым, – произнес он серьезно. – Всегда это помни. Поверхностные знания – опасная вещь, Милдред.

– Пей жадно иль вообще не припадай к источнику пиитов[12], – подхватила я, радуясь, что могу закончить цитату. – Но, боюсь, мне не представится случая жадно упиться, так что придется оставаться невеждой.

– А-а, Поуп в Твикехеме, – вздохнул Уильям. – А теперь еще и телефонная станция Поупсгров. Куда катится мир! – Немного помолчав, он с наслаждением принялся за еду.

Ленч получился поистине замечательным, и нам подавали то, что в меню не значилось. После того как мы утолили первый лютый голод, Уильям начал расспрашивать меня, что я делала с нашей последней встречи, попадали ли в мой комитет какие-нибудь интересные дела.

– Как бы мне хотелось заниматься такого рода работой! – вздохнул он. – Думаю, у меня к ней прирожденный дар. Видишь ли, я прекрасно понимаю, что потеряли эти несчастные дамы из высшего общества. Огромный дом на Белгравия-сквер, где слуги бегут из подвала с подносами, праздники в эдвардианской усадьбе с приглашенными членами иностранных королевских семей, вилла в Венеции или Бордигере на зиму…

– Те, с кем нам приходится иметь дело, обычно не столь высокого полета, – сказала я, удивляясь, сколько всего способен представить Уильям, учитывая, что они с Дорой родились в семье врача и воспитывались в пригороде Бирмингема. – Конечно, это леди из общества, но они скорее похожи на нас: дочери священников, адвокатов или брокеров, которые, возможно, имели какие-то средства, но никогда не были по-настоящему богаты.

– Как жаль! Я имею в виду, жаль, что к тебе не попадают по-настоящему богатые, потому что чем ниже падение, тем острее трагедия.

– Наверное, так. – Я вспомнила, что читала о чем-то подобном в школе, когда мы проходили шекспировские трагедии. – Трагичные случаи, конечно, встречаются, но, боюсь, в наших бедняжках совсем нет ничего драматического.

– Да… – Он было посерьезнел, но потом снова повеселел. – Теперь расскажи про новых людей, которые въехали к тебе в дом.

Не без колебаний я начала описывать Нейпиров, поскольку мне не хотелось слишком уж преувеличивать их семейные разногласия: я ведь знала, что Уильям с его страстью к скандалам и сплетням ухватится за любую малость. Но, наверное, это не имело большого значения, и по ходу рассказа я немного утратила осторожность, поскольку – к некоторому своему раздражению – поймала себя на том, что настаиваю, будто Роки слишком хорош для нее.

– Но, дорогая моя, такое часто случается, – сказал Уильям, – никогда не стоит этому удивляться. На свете столько прекрасных мужчин, женатых на сущих гарпиях.

– Миссис Нейпир совсем не гарпия, – запротестовала я, – просто он очень мил.

Наверное, виноваты были «Ночи святого Георгия», или весенний день, или интимная атмосфера ресторана, но, к своему ужасу, я поймала себя на том, что бормочу: «Роки Нейпир как раз такой, какого мне бы хотелось для себя».

Едва я это произнесла, как повисло напряженное молчание, и я принялась оглядывать ресторан, подмечая, как официант колдует над каким-то блюдом над языками пламени на приставном столике, а мужчина за соседним столиком тянется, чтобы коснуться руки девушки, сидящей напротив него. Внезапно я почувствовала раздражение на Уильяма, на то, что он такой серый и капризный, и вообще брат Доры, которого я знаю уже много лет.

– Но, моя дорогая Милдред, как раз ты и не должна выходить замуж, – возмущенно говорил он. – В жизни и без таких пугающих мыслей уйма тревог. Я всегда думаю о тебе как о разумной, уравновешенной, замечательной женщине. Очень надеюсь, что ты не собираешься выйти замуж! – Он смотрел на меня через стол, округлив глаза и губы – ставший вдруг таким серьезным от испуга. Я рассмеялась, чтобы разрядить обстановку, а еще – над идей Доры, которую она как будто бы еще лелеяла: что однажды мы с Уильямом поженимся.