Смерть перед Рождеством - Кристоффер Карлссон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Нет, я приехал домой только вечером, из Йончёпинга. Там была демонстрация.
– А кто работал в тот день, можешь навести справки?
– Ну… у нас нет бумаги с графиком, если ты это имеешь в виду. Придется обзванивать коллег, а мне сейчас некогда.
– А посетители? – Я киваю на зал. – Из них кто-нибудь мог быть здесь в тот день?
– Спроси их об этом сам, если хочешь. Но советую тщательно подбирать выражения.
Я поворачиваюсь к залу. Люди за столиками заняты едой и разговорами. Несколько человек читают. Среди последних я выделяю мужчину с большой головой и маленькими, но по виду крепкими руками. На нем сине-серая кожаная куртка с приколотым на груди значком RAF.
– Интересная книга? – спрашиваю я его.
– Какого черта тебе нужно?
– Поговорить.
– Не расположен. – Он качает головой.
– Даже если так… – Я устало вздыхаю, он поднимает глаза от книги. – Как насчет того, чтобы прогуляться со мной до бункера?
В зале воцаряется мертвая тишина. Где-то за моей спиной вздыхает Оскар. За окном останавливается автомобиль. Маленький человек откладывает книгу в сторону, поднимается. Круглые, широко расставленные глаза делают его похожим на птицу.
– Что ты о себе возомнил, в конце концов…
Он на голову ниже меня, но это не имеет никакого значения. За его спиной поднимаются еще четверо, пятеро… Шаркают ножки стульев. Они окружают меня со всех сторон и смотрят, как смотрят на насекомое перед тем, как его прихлопнуть.
Маленький человек делает шаг вперед и бьет меня кулаком в живот. Я чувствую, как из меня выходит воздух, падаю на колени, задыхаюсь. Над моей головой раздается смех. Я пытаюсь подняться. С неимоверным трудом, но это мне удается. Краем глаза замечаю, как в углу зала кто-то встает из-за стола и выскальзывает за дверь. Как будто женщина. Я опускаю глаза, жадно глотаю воздух. Все кончено. Круг мужчин все теснее. Я задеваю их руками, они наступают мне на ноги.
При этом я не чувствую их ненависти или злобы. Скорее любопытство, желание узнать поскорей, чем кончится этот спектакль.
– Твоя очередь, – обращается коротышка к одному из них.
И в этот момент происходит нечто непредвиденное. Дверь заведения распахивается, и в зале появляется Бирк. Он держит руки в карманах пальто, в глазах его – любопытство. Полицейский – в слишком дорогом костюме и с профилем настолько резко очерченным, что впору чеканить на монетах.
Оглядев собрание, Бирк останавливает взгляд на моей голове, мелькающей за широкими плечами моих мучителей. Подходит ближе, вынимает руки из карманов.
– Всё в порядке? – спрашивает он.
– Ну… более-менее, – отвечаю я, не узнавая в этом свистящем хрипе своего голоса.
– Я прошу вас немедленно покинуть зал, – провозглашает Оскар из-за барной стойки.
– Что ж, звучит разумно, – соглашается Бирк.
Я поворачиваюсь к стойке, пытаюсь поймать взгляд Оскара.
– Позвони мне, – кричу я ему как могу громко.
И в следующий момент обнаруживаю, что стою на улице, возле зеленой двери.
Интересно, слышал ли Оскар мою просьбу?
* * *
– Я ведь предупреждал тебя, – ворчит над ухом Бирк. – Без глупостей…
– Я помню.
Трогаю свой живот. Он стал совершенно нечувствительным от одного-единственного удара коротышки.
– Прости…
– Вот по этой самой причине я и не люблю с тобой работать, – продолжает Бирк. – Ты совершенно непредсказуем.
– Прости, – повторяю я.
– Черт с тобой… Сигаретки не найдется?
Я достаю пачку, вытряхиваю сигарету, пряча глаза. Вместе мы усаживаемся в его «Ситроен», источающий узнаваемый запах дорогой кожи, парфюмерии и зимы.
– Ты должен будешь написать заявление, – говорит Бирк. – Избиение полицейского при исполнении… Маленький левый экстремист свое получит.
Я качаю головой.
– Нам нужно наладить хорошую связь с ними. Если я напишу заявление, все будет кончено. Они нас возненавидят. Ты не заметил, кто выскочил из кафе почти одновременно с тем, как ты вошел?
– Женщина, – отвечает Бирк.
– Ты разглядел ее, хоть немного?
– Да нет… – Он пожимает плечами.
– Мне кажется, это была наша свидетельница, пятнадцать девяносто девять.
– С чего ты взял?
– Да просто… такое чувство.
– Чувство, – повторяет Бирк и презрительно хмыкает. – Не лучший ориентир для полицейского.
Я задумываюсь. Что ж, возможно, доля правды в этих словах есть.
– Он назвал меня отвратительным копом.
– Кто?
– Тот, который попросил нас выйти.
Бирк вздыхает:
– Он прав, все мы такие.
* * *
Вскрытие подтвердило, что Томас Хебер умер от удара ножом в спину. Лезвие было довольно длинное, между двенадцатью и пятнадцатью сантиметров, частично рифленое. Всадив, убийца повернул его в ране на девяносто градусов, разорвав при этом какие-то важные артерии в области сердца, названий которых Бирк не запомнил. Выводы патологоанатомов были однозначны: преступник знал, что делал, и Хебер оставался без сознания всего несколько секунд, от силы полминуты. Спустя одну, максимум две минуты он был мертв.
За несколько часов до смерти Томас Хебер пил кофе и ел сэндвич, непереваренные остатки которого были обнаружены в его желудке.
– Кто проводил вскрытие?
– Хан, по счастью… Именно поэтому я так хотел присутствовать при вскрытии. Если б в теле было что-то ценное, Хан обязательно обнаружил бы это.
Но ничего «ценного», выражаясь словами Бирка, в теле Томаса Хебера не оказалось: ни фрагментов кожи преступника, ни волокон – ничего. Кое-что удалось найти на его одежде, но совсем немного. «Основная часть материала утрачена вследствие неблагоприятных метеоусловий», как выразилась Мауритцон в рапорте, который Бирк успел просмотреть.
Тем не менее на плече убитого осталось немного волокон ткани. Предположительно от перчатки, хотя даже это пока не удалось установить точно.
– «Вследствие неблагоприятных метеоусловий», – повторяю я.
– То есть виновата погода, – уточняет Бирк.
– А на каком плече?
– Что?
– На каком плече следы волокон?
– На левом.
– Вот как, – говорю я. – Значит, преступник подошел сзади и положил левую руку на плечо Хеберу, по сути опершись на него, прежде чем нанести удар.
– Возможно, – соглашается Бирк.