Система пожаротушения - Петр Романенко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Не те нынче лётчики, что были раньше.
– Чем они тебе не нравятся?
– Нет, они хорошие, наверное, отважные, смелые, но не могут совершать такие смелые безумные поступки, как, например, Чкалов, который пролетел под мостом. Я ни разу не слышала об этом.
Это сильно задело самолюбивого Привалова. Он промолчал, но в его душе бес был разбужен. Созрел дерзкий замысел. Он поделился мыслями с ведомым, Ковальчуком. Они долго ходили, что-то измеряли, перемеряли, рассчитывали.
Тот, кто был в Новосибирске или проезжал через него, видел, что через Обь построены два моста – обычный и железнодорожный. Они расположены недалеко друг от друга. По берегу реки там расположены пляжи.
Был жаркий июльский день. Воскресенье. Пляж был заполнен отдыхающими. Люди семьями с детьми загорали, купались. Лётчики занимались своим делом – проводились полёты, отрабатывалась слётанность в паре. Самолёты взлетали, уходили в заданный квадрат, отрабатывали упражнения и возвращались на аэродром. Ревели турбины, к чему все уже привыкли. Вдруг пара после выполнения задания направилась не на аэродром, а, резко снизившись, понеслась в сторону моста. Не долетев до моста, ведомый взмыл вверх и ушёл в сторону – Ковальчук дрогнул, а ведущий в метре от воды проскочил под мостом и с рёвом взмыл вверх. От мощной струи газов вода забурлила, как будто закипела, образовалась большая волна. У людей, которые не видели это с самого начала, создалось впечатление, будто самолёт вынырнул прямо из воды и рванулся вверх. Слухи о подводных самолётах потом долго ходили по городу.
Разразился скандал. Привалова повели на «эшафот» – отстранили от полётов, арестовали, началось разбирательство. Что это – хулиганство, мальчишество, диверсия? Что бы там ни было, но это мастерство, расчет, глазомер, смелость. Подлететь со стороны железнодорожного моста было сложно. Снизившись, надо было в течение секунды сориентироваться, выровнять самолёт, приноровиться, чтобы оптимально попасть в пролёт и по высоте, и по боку. С другой стороны моста времени на это было больше, но сразу после пролёта надо было резко брать вверх, чтобы не врезаться в железнодорожный мост. Как это сделать в метре от воды? Как поведёт самолёт, не просядет ли и не окунётся ли в воду? Везде был сплошной риск.
Привалову светил суд военного трибунала и увольнение из армии. Но вмешался первый секретарь обкома КПСС. Он рассудил так. Если умолчать про серьёзные нарушения, граничащие с преступлением, то на этом примере можно воспитывать молодёжь, показывать романтику и героику будней лётчиков, привлекать парней в авиацию. Привалова оставили в армии. Через некоторое время его отправили во Вьетнам. Поехал он охотно – не терпелось поскорее заняться настоящим делом – сражаться. После определённого количества тренировочных полётов, знакомства с местностью, небом он начал летать на боевые задания. И вот однажды во время боевого вылета он заметил, что сзади в хвост ему заходит американский истребитель. Он обомлел, холодный пот выступил на лбу. Ещё мгновение, подумал он, и лётчик нажмёт кнопку пуска ракеты; тогда – хана. Он интуитивно и непонятно почему сильно надавил ручку от себя. Самолёт вошёл в крутое пике. И каким-то невероятным образом, сделав круг в вертикальной плоскости из положения пике, оказался на той же высоте. Привалов увидел далеко впереди себя тот американский истребитель. Он понял, что ракета прошла мимо. Включив форсаж, он решил подойти поближе к противнику. Подойдя на оптимальное расстояние, он выпустил ракету. Ракета попала в цель.
Проводили Ромова на пенсию с почётом. В ресторан, где отмечалось это событие, пришёл даже его бывший начальник штаба Генералов, будучи уже первым замом командующего. Пришёл почти инкогнито, чтобы не возбуждать излишнее любопытство граждан. В гардеробе снял шинель, снял китель, чтобы не бросаться в глаза, и быстренько юркнул за стол. Павел был ему очень благодарен и горд этим.
Павел уважал Генералова. Это был толковый генерал весёлого нрава, простой, остроумный, с хорошим чувством юмора. Однажды Павел заболел и перенёс сложную операцию. Теоретически его можно было уволить по состоянию здоровья. Но на это не пошли – дали дослужить ему до пенсии. «За» были все и особенно начальник штаба генерал Генералов. Ромов был грамотным опытным штабистом – решили не лишаться такого опыта. Но все понимали, что работать ему в прежнем темпе тяжело, поэтому решили разгрузить. Как раз в это время проходила замена партийных билетов. В рамках этого мероприятия Ромова вызвали в кабинет к начальнику штаба. Там были начальник отдела Антонов и секретарь партийной организации Петухов. К Ромову ни у кого замечаний не было. Но Генералов категорически попросил, потребовал:
– Павел, говорю при начальнике отдела. Если тебе будет тяжело, или почувствуешь недомогание, говори об этом начальнику отдела или прямо мне. Борис Алексеевич, ты имей это в виду – максимально разгрузи, не добивайте его.
– Конечно, товарищ генерал, – сказал Антонов Борис Алексеевич.
Ромова хотели разгрузить, но загрузили ещё больше. Теперь он на дежурство не ходил, в командировки не ездил, но за то на него взвалили всю внутреннюю бумажную работу. Сверху шли потоки бумаг, которые надо было исполнять, докладывать. Надо было и составлять свои планы работы, и отслеживать их исполнение. Когда все уезжали в командировку, и Ромов оставался один в отделе, он задыхался от этих бумаг: не было ни отдыха, ни нормального сна. Но разве Ромов мог пожаловаться начальнику, что ему тяжело? Ни за что. Тянул лямку изо всех сил, и выхода на пенсию он ждал, как божьего дара.
Однажды в штаб армии, где служил Ромов, прибыл для дальнейшего прохождения службы Володя Крылов, с которым Ромов служил в Жангиз-Тобе в штабе дивизии. Командующим тогда был Кочемасов. С Кочемасовым Крылов вместе учился в среднем училище в Качинске.
Когда-то на XXV съезде КПСС перед делегатами выступал молодой красивый генерал – командир ракетной дивизии – с рапортом от Вооружённых сил. Он доложил о высокой боевой выучке и готовности Вооружённых сил защитить советских людей – строителей коммунизма – от любых посягательств. Этому молодому генералу верилось. Это был Кочемасов.
В курсантские годы, рассказывал Крылов, Кочемасов хорошо играл на баяне. Когда их взвод посылали на кухню или на хозработы, товарищи просили Кочемасова взять с собой баян. Ребята чистили картошку на кухне, а Кочемасов играл на баяне любимые мелодии. Все слушали и подпевали. Время шло быстрее, на душе светлело, не хотелось спать, работа спорилась.
И вот, наконец, конец – пьянка по случаю увольнения.
– Павел, – сказал Генералов после четвёртой, – ты не спеши устраиваться на работу, отдохни месяц. Через месяц у моего знакомого в исполкоме появится должность, я обещал ему тебя.
Павел вроде бы пообещал, но, будучи трудоголиком, не мог выдержать долго без дела: целый месяц – это вечность. Через десять дней он затосковал, почувствовал дискомфорт, стало неуютно. Однажды его встретил знакомый, бывший сослуживец Николай Николаевич.
– Павел Иванович, чем ты сейчас занимаешься?
– Ничем, отдыхаю вот уже десять дней; надоело, больше не могу.