Индия. 33 незабываемые встречи - Ростислав Рыбаков

Лишь иногда стена домов слегка расступается и белый дым погребальных костров отмечает те места, где спускают прах дождавшихся смерти в серые бесстрастные воды Ганга. «Какое, милые, у нас тысячелетье на дворе?!»

На реке ни пароходов, ни танкеров – просто река, просто Ганг; по утрам полупустая гладь реки и длинная панорама домов, храмов и белых гхатов – то, что первым делом видит встающее солнце. В Бенаресе даже не-индусу легко стать солнцепоклонником.

Помимо бесконечной барахолки на каждом шагу есть лавчонки, торгующие религиозными сувенирами – такими же как везде, но тысячекратно больше. Шивы, танцующие и нет; лингамы и йони (изображения мужских и женских гениталий); Ганеши во всех видах, – взрослые и дети, и во всех материалах, деревянные, терракотовые, стеклянные, железные, полуабстрактные; свастики и Омы, Хануманы и тончайшие Сарасвати из слоновой кости; бусы и четки, браслеты и кольца; и в невероятном количестве и разнообразии агарбати и подставки для них. А рядом глянцевые портреты коровоглазых женщин и смазливых толстячков, актеров из Болливуда – «красивые морды, от которых тошнит на экране», как пел когда-то Александр Вертинский. Но и это забавное соседство не отменяет справедливости приведенных в начале наблюдений Марка Твена.

Но есть в Бенаресе и островки изысканного шопинга. Это магазины и мастерские, торгующие знаменитыми бенаресскими сари. Дух захватывает, когда скучавшие до вашего появления приказчики начинают настойчиво извлекать свои сокровища. Они разворачивают новые и новые куски баснословной красоты, они посылают куда-то местного Ваньку Жукова за масала-чаем для вас и не отпускают вас даже через час и, что интересно, получают сами при этом такое удовольствие, что не расстраиваются, если вы уходите ничего не купив. Дело здесь, кстати, не в дороговизне, очень неплохие сари вполне доступны по цене, просто представьте вашу подругу в роскошном бенаресском сари в московском метро или даже на корпоративной вечеринке.

Иногда они могут показать как делают эти сари в их мастерских. Зрелище это грустное, агрегаты какие-то допетровские и управляются с ними маленькие детишки – вот почему, как правило, сари доступны по цене.

Но вот что интересно – я езжу в Индию 50 лет, я проехал её всю, я был в ней 33 раза, иногда подолгу, но нигде и никогда, ни на улице, ни в гостях, ни на Севере, ни на Юге я не видел двух одинаковых сари.

Таков, как выяснилось, индийский маркетинг.

Говоря о Бенаресе, нельзя забывать еще об одной его стороне, впрочем, тесно связанной с его статусом религиозной святыни. Испокон веков Бенарес является городом знаний, изначально теологических, а ныне уже и академических.

Понятно, что именно здесь собирались, а зачастую и рождались крупнейшие духовные деятели – не одними же жуликоватыми жрецами на гхатах свято это место!

Жулики, возможно, не самое точное определение. Они просто коммерсанты от религии, наглые, напористые. Их руки с шулерской быстротой тасуют купюры —…, Рамакришна, у которого прикосновение к деньгам вызывало сильнейший ожог. У них внимательные, но бегающие глазки. Но есть в городе и истинные брахманы, знатоки Вед. У них вообще не совсем человеческие глаза – белые бельма, как бы повернутые внутрь глазниц; при этом они и смотрят, и видят, но производят жутковатое впечатление.

Город и особенно гхаты обжиты десятками тысяч брахманов, жрецов, монахов, садху; об их количестве можно судить по вывезенной мной оттуда книге-справочнике, где содержится список (почти без расшифровке) основных групп бенаресских брахманов, только названия этих групп, но занимает этот краткий список – по строчке – 284 страницы убористого печатного текста! Сколько человек стоит за каждой строчкой, страшно даже представить.

Далеко, далеко не все они бреют паломников, пускают по Гангу цветные «лодочки» и подменяют собой паломников, пришедших поклониться Шиве; не все служат в храмах; не все, наконец, организовывают церемонии ухода из жизни.

Многие, вполне традиционно, учат и учатся, погружаются в глубины санскрита и Вед, изучают и преподают философские системы – и именно они, а не нищие и аскеты, служат доказательством того, что Бенарес – как и тысячи лет назад – является Городом Знания.

Так говорили о нем еще китайские путешественники Фа Сянь (399–411 гг.) и Сюань Цзан (629–644 гг.), пораженные тем, как изучаются тут священные тексты Вед, Пураны, Артхашастр, а также астрология, астрономия, грамматика, живопись и даже орнитология и зоология.

Сквозь трудные годы распространения буддизма (вспомним, что рядом расположен Сарнатх), «потянувшего одеяло на себя» в плане высокой учености, а позднее мусульманских завоеваний, Бенарес не только сохранял своё значение как центр знаний, но и усиливал его за счет притока высоколобых беженцев из других краев страны.

Изучению санскрита способствовали и пришедшие в конце концов англичане, создавшие учреждения по сбору редких манускриптов и даже особый совет из наиболее авторитетных знатоков санскрита для разъяснения индусских законов Британскому суду.

Поэтому толпа, особенно у или внутри храмов это концентрированное живое текущее море индусской мудрости – и, естественно, предрассудков.

Помню, забавный эпизод. Я тёк вместе со всеми по каким-то извилистым и темным коридорам, напоминающий бессмертную Кин-дза-дза, по лабиринту живописны, грузных и почти пугающих крытых переходов – тёк, подчиняясь толпе, пересекаясь со встречной толпой, совершая какие-то бессмысленные завихрения. Без плана и без цели. Всё вокруг было набито людьми, похоже тоже не имевшими цели; горели неестественно ярко керосиновые лампы; жарились, громко скворча, лепешки; и всё заволакивал душный дым ароматических палочек, агарбати – то сандаловый, то розовый, то горько-древесный – и лица сидящих, и идущих лишь изредка проглядывали сквозь клубы пахучего, тяжелого, заполонившего всё облака.

Вдруг в нише я увидел сидящего на уровне моей головы старого человека в грязном тюрбане. Он сделал мне знак подойти. Мы заговорили. И вскоре между нами начался восхитительный диспут. Мы говорили о Боге, о мире, о человеке, сначала яростно спорили, потом постепенно вышли на взаимопонимание.

Так прошло минут 45. И вдруг – я осознал, что мы говорим… на хинди! Конечно, когда-то я учил его, но никогда не говорил на нем (лет тридцать), обходясь английским. Понятно, что я был уверен, что напрочь забыл его. А тут 45 минут непрерывного говорения на сложнейшие философские темы! В режиме диалога!

И я онемел. Стоя перед темной нишей, глядя на старца, толкаемый вяло текущей толпой, я не мог вспомнить больше ни одного слова…

Мой собеседник ухмыльнулся И сделал нечто невероятное: он махнул коричневой рукой куда-то вдаль, над моей головой. Я обернулся В затянутой дымом агарбати невзрачной стене что-то на секунду распахнулось – то ли дверь, то ли, скорее, занавешивающая её, свисающая сверху тряпка – и на мгновение оттуда полыхнул яркий искусственный свет – и видение скрылось.

Я поклонился почти невидимому в нише тюрбану и был отпущен величественным мановением руки.