Безымянный подросток с окраины города - Даниил Бравцев

– Это нельзя оставлять безнаказанным, – сказал Андрей. – Нас офицеры так не воспитывали.

– Мы не в кадетке. Держи сея в руках, пожалуйста. Я тоже хочу начистить ему морду, но надо расставить приоритеты: драка или обучение в школе. Подумай, amigo.

Андрей подумал.

Он взял с подноса тарелку, предназначенную для шоколада, и переложил её на поднос Коле. Ему же положил неоткрытую пачку молока. Взял свой поднос, встал и направился к Синицыну.

– Капец ему, – сказал Коля. – Сейчас начнётся.

И началось.

Андрей приблизился к столу, где сидел этот самодовольный хмырь со своими друзьями. В последние секунды Синицын заметил что-то неладное, поднял голову, встретился взглядом с Андреем и, видимо, что-то прочитал на его лице, потому что тут же поспешил встать.

Но опоздал.

Андрей со всей дури вмазал подносом ему по лицу, и на всю столовую прогремел глухой хлопок. Андрей почувствовал неровности, сопротивление лица под пластиком, почувствовал напряжение в руках и… да, обрадовался. Он в своей стихии. И знал, как действовать наверняка.

Медлить было нельзя. Кто-то за столом отодвинул стул (скрежет металла по кафелю), и периферическое зрение уловило движение справа. Андрей замахнулся ещё раз и что было мочи впечатал поднос в физиономию Синицына, не без удовольствия отметив, что у того пошла кровь.

– Теперь ты доволен?

Он мигом схватил мистера Мне-не-хватило-шоколада за ворот рубашки и с силой оттолкнул от себя, чтобы тот рухнул на пол, – тем самым Андрей выиграл для себя несколько секунд, чтобы оценить обстановку и разобраться с другими. И когда спина Синицына плюхнулась на кафель, Андрей быстро повернулся к его друзьям.

А они сидели как мыши. Только один – тот, что в зелёной идиотской футболке – зачем-то встал. Все они сидели за столом подобно послушным ученикам, и в глазах каждого клубился страх. Измазанные шоколадом губы, детские лица, большие, полные наивности глаза – вот на что Андрей променял Кадетский Корпус.

И чего тут бояться? Они же совсем кролики. В кадетке бы уже давно кто-то заступился и началась потасовка. Там драки не пропускают.

Только сейчас, глядя на семерых великовозрастных детин, Андрей понял, как разительно воспитание в Кадетском Корпусе отличает его от школьников. Если даже там он почти всех обвинял в трусости, то здесь об этом было смешно говорить. Казалось, надев алые погоны, дети растут, взрослеют гораздо быстрее и к семнадцати годам выходят более зрелыми, чем школьники. Почему? Нелёгкая жизнь в военной среде, в то время как твои сверстники трахаются и веселятся на полную катушку. И так как ты каждый день проводишь с офицерами с одиннадцати лет, ты начинаешь перенимать их привычки и взгляды. А взгляды этих переростков… Андрею показалось, что он попал на утренник в детский сад. Он даже перестал думать, что кто-нибудь из них даст ему отпор. Они ж совсем дети, хоть того же возраста. Просто они не прошли через то, через что проходят кадеты, суворовцы, нахимовцы, кронштадтовцы и другие юноши, проводящие в казарме подростковые годы. И ожидать от них чего-то сверхъестественного не стоит.

– Детки, – сказал Андрей и пошёл заканчивать начатое.

Синицын уже начал вставать, но, видимо, килограммы жира помешали сделать это быстрее. Андрей упал на колено и врезал ему (Синичке, Синичке, Синичке) по лицу, откинув его голову назад. Гроза всего класса вновь рухнула на пол, из необъятной груди вырвался долгий, протяжный стон.

Все смотрят на нас. Но никто не сунется, потому что не хватает смелости.

Андрей схватил лицо Синицына за щёки, сжал их одними пальцами и, склонившись, сказал:

– Посмотри на меня.

На него взглянули два маленьких свинячьих глаза, прячущихся в отверстиях черепа, – голубые огоньки, которые ещё минуту назад сияли фальшивой силой, а теперь… теперь это были глаза загнанного в ловушку мышонка, но никак не человека, держащего в страхе весь класс. От них не исходило никакой опасности. Блик ламп отражались от их поверхности, и вскоре Андрей увидел, как у края глаз Синицына собираются слёзы.

С ним можно работать.

Трус вышел наружу.

– Вставай, – Андрей вцепился в его ворот и начал помогать подниматься. Синицын опёрся об него рукой, будто они дружат несколько лет, а не являются врагами.

Андрей вернул Синицына к столу и, не сомневаясь в том, что его приказ выполнят, сказал:

– А ну все встали и вышли из-за стола. Свалили отсюда!

Все семеро «друзей» Синицына разом подскочили (точно кролики) и отошли чуть ли не в другой конец столовой, ни разу не спустив с Андрея глаз. Их взгляд польстил ему, да. Так смотрят те, кто боятся, а на языке страха с людьми общаться легче всего, если они не понимают спокойных жестов. Стоит лишь оскалиться, показать зубы, как эти ржущие кони превратятся в робких овец, выполняющих каждый твой приказ. И чем дольше Андрей смотрел на них, тем сильнее в нём становилась уверенность, что кругом одни трусы. Ему нечего бояться.

– Присаживайся, – сказал он. – Приземляй задницу.

Андрей усадил Синицына на стул, схватил его руку и тут же завёл её за спину, впечатав голову в поднос с тремя плитками шоколада. Совсем немного до щелчка!

Ещё чуть-чуть!

– В кадетке за такое тебя б уже убили офицеры, – ладонь легла на затылок Синицына, не позволяя ему поднять голову. – Но раз тебя, говнюка, не воспитали родители, твоим воспитанием займусь я. Эй, все! – крикнул Андрей. Он обращался к каждому человеку, сидящему в столовой, и обводил взглядом десятки, сотни глаз, устремлённых на него. – Послушайте все меня, потому что повторять я не буду. Это одноразовая акция.

В столовой, залитой лучами утреннего солнца, что стелились по кафелю, чуть ли не в самом её центре стоял высокий юноша с крепким телосложением и короткими, острыми чёрными волосами, одной рукой держа чужую за спиной, находясь в паре сантиметров от свершения перелома, другой – вмазывая противное лицо в пластик подноса. Абсолютно каждый в тот момент смотрел на этого юношу: ученики и поварихи, вдруг зашедшие учителя и уборщица, замершая с мокрой тряпкой в руке. Повисшую в зале тишину разбавляли лишь жалкие стоны и тяжёлое дыхание, казалось, даже машины за окном остановились, чтобы не испортить историю. Да, в этой школе вершилась история.

– Отпусти мою руку, мне больно!

– Как скажешь, – Андрей чуть ослабил хватку, но не увёл руку из-за спины. – Всё равно ты на поводке. Чуть дёрнешься – я сломаю тебе руку, а потом и пальцы, ты запоёшь таким соловьём, что услышит вся школа. Понял?

Синицын еле заметно кивнул. Конечно! Тяжело не согласиться, когда лицо вжимают в стол.

Андрей поднял голову и обратился ко всем:

– Я не знаю, какие у вас тут были порядки, но теперь они поменяются, потому что в вашем коллективе появился я. – В поле зрения попала девушка с притягательной кожей. – Я