Дом у озера Мистик - Кристин Ханна

— Не может быть!

Энни огляделась, пытаясь понять, кому принадлежит этот голос. Через магазин к ней спешила, размахивая пухлыми руками, Молли Блок, ее учительница английского в старших классах.

— Энни? — Молли Блок широко улыбалась. — Энни Борн, неужели это ты?

— Да, миссис Блок, это я. Как поживаете?

Молли уперлась в бока руками.

— Миссис Блок?! Энни, не называй меня так, а то я чувствую себя ужасно старой. Я ведь была совсем девчонкой, когда вела ваш класс. — Она снова улыбнулась и поправила съехавшие на нос очки в тонкой металлической оправе. — Рада видеть тебя снова, столько ведь лет прошло!

— Я тоже рада вас видеть, Молли.

— Что привело тебя в наши леса? Слышала, ты замужем за каким-то крутым адвокатом и живешь припеваючи в дымной Калифорнии.

Энни вздохнула:

— Все меняется…

Молли склонила голову набок и окинула Энни изучающим взглядом.

— Хорошо выглядишь. Хотела бы я сделать такую же стрижку! Но я буду выглядеть как воздушный шар. Между прочим, твой белый кашемир в наших краях долго не проживет. Один хороший ливень, и ты подумаешь, что вышла из дома, натянув на себя шкурку кролика.

Энни засмеялась:

— Да, вы правы.

Молли похлопала ее по плечу:

— Следуй за мной!

Часом позже Энни стояла перед высоким зеркалом, отражающим ее в полный рост. На ней были джинсы за девятнадцать долларов (кто бы мог подумать, что джинсы за такую цену до сих пор выпускают), хлопковые носки, теннисные тапочки и свободная толстовка практичного серого цвета с эмблемой Вашингтонского университета. В этой одежде она почувствовала себя другой женщиной. Она не выглядела как тридцатидевятилетняя жена известного калифорнийского адвоката, которая скоро станет бывшей женой. Она выглядела как жительница заурядного маленького городка, которой предстоит покормить лошадей или покрасить веранду. Словом, она выглядела как женщина, у которой есть своя жизнь и свои дела. Энни теперь почти нравилась ее стрижка.

— Знаешь, а тебе идет! — Молли одобрительно кивнула, скрестив на груди руки. — Ты похожа на подростка. Совсем девчонка!

— В таком случае я беру все.

Пока Молли пробивала чеки, она охотно рассказывала о жизни в Мистике: кто как живет, кто с кем спит, кто обанкротился, кто баллотируется в городской совет.

Энни слушала местные сплетни вполуха, не вникая в суть. Слова Лерлин беспрестанно звучали в ее голове: «Кэти умерла восемь месяцев назад». Она повернулась к Молли:

— Я слышала про… Кэти Джонсон, то есть Делакруа.

— Да, так ее жалко! Помнится, вы были очень дружны в школе. — Молли печально улыбнулась. — Я помню, как вы втроем — ты, Ник и Кэти — показывали пародию на конкурсе талантов. Вы пели какую-то глупую песенку, Ник был в таком возмутительном бюстгальтере из половинок кокоса, и где-то в середине песни вы втроем так расхохотались, что не смогли закончить.

— Я помню, — тихо сказала Энни, спрашивая себя, как вышло, что она ни разу не вспомнила этот эпизод до сей минуты. — Как поживает Ник после… Ну вы понимаете…

Она не смогла продолжить — спазм перехватил горло.

Молли прищелкнула ножницами и срезала ценник с джинсов.

— Не знаю. Он выполняет свою работу, объезжает город, ты ведь знаешь, что он полицейский? Я редко его вижу, а их дочь, как я слышала, в очень плохом состоянии. Думаю, если бы ты навестила Ника, это было бы очень кстати.

Энни расплатилась за покупки, поблагодарила Молли за помощь и отнесла вещи в машину. Некоторое время она неподвижно сидела за рулем, вспоминая. Конечно же она не может отправиться к Нику прямо сейчас, под влиянием импульса. Нельзя просто взять и ворваться в жизнь постороннего мужчины, а Ник именно таким и был, посторонним. Они не виделись много лет. Кроме того, она сама сломана и разбита, какая от нее может быть польза мужчине, недавно потерявшему жену?

Но Энни твердо знала, что должна увидеться с Ником. Наверное, она поняла, что это неизбежно, еще в ту минуту, когда Лерлин упомянула его имя. И не имело значения, что он, возможно, и не обрадуется этой встрече. Важно было только то, что когда-то он был ее лучшим другом и что его жена когда-то была ее лучшей подругой. И что ей больше не к кому пойти.

К тому времени, когда Энни набралась храбрости поехать к Нику, уже начало темнеть. Коричневая лента грунтовой дороги, извиваясь, вела к дому Борегара.

Вдоль дороги высились старые деревья, внизу их стволы скрывали разросшиеся кусты гаултерии. В просветах между деревьями виднелась блестящая серебристая поверхность озера. Свет заходящего солнца, просачиваясь сквозь бахрому мха, свисающего с тяжелых ветвей деревьев, больше напоминал туман, чем солнечный свет.

Дождя не было, но на ветровом стекле начали появляться капельки росы. В этом краю тысячи водопадов воздух всегда был наполнен влагой, а ледниковые озера отливали аквамариновым цветом. Некоторые, как озеро Мистик, были такими глубокими, что в них не всегда удавалось найти дно, и такими уединенными, что, если повезет, можно было увидеть там пару лебедей-трубачей, сделавших остановку во время сезонного перелета. Здесь, в диком болотистом месте этой заповедной земли, они будут в безопасности.

Дорога виляла из стороны в сторону и наконец вывела к грунтовой подъездной аллее. Энни припарковалась рядом с полицейской машиной, выключила двигатель и направилась к красивому старому дому, построенному лет сто назад, когда древесина была крепкой, и умелые ремесленники, гордившиеся своей работой, вырезали детали вручную. В отдалении слышался рев могучей реки Квинолт. В это время года река грызет и подмывает берега, неся свои бурные, пенистые воды в Тихий океан.

Дом был окутан желтоватым туманом, плывущим с озера. Туман зловеще карабкался вверх по беленым ступеням веранды и обвивался вокруг резных столбиков. Энни помнила этот дом заброшенным, в его разбитых окнах отражался лунный свет. Они с Ником приехали сюда однажды ночью на велосипедах, оставили их возле озера, а сами пошли посмотреть на большой разоренный дом.

Ник тогда сказал: «Когда-нибудь этот дом будет моим». Он повернулся к Энни, лунный свет падал на его красивое лицо. У Энни и в мыслях не было, что он ее поцелует, она была к этому не готова, но, когда его губы легко, словно крылья бабочки, коснулись ее губ, она вдруг заплакала.

Ник отстранился и нахмурился:

— Энни, ты что?

Энни не могла объяснить ему, почему она плакала. Она и сама этого не знала и чувствовала себя глупой и наивной. Это был ее первый в жизни поцелуй, и она его испортила.

Она не ответила, и Ник отвернулся. Скрестив руки на груди, он смотрел на озеро с непроницаемым выражением лица. Энни подошла к нему, но он отстранился, пробормотав что-то насчет того, что пора домой. Это был единственный раз, когда он ее поцеловал.