Сыщик Вийт и его невероятные расследования - Эд Данилюк

– Мы выбросили наверх все запасы еды, которую взяли с собой в экспедицию. Было слышно, что медведь их съел. Но не ушёл. Тогда мы стали строить планы, как будем жить в этой яме день-другой, пока зверю не надоест нас караулить. И вот тут до нас донеслось вот это!

Вийт надел на руку кожаную перчатку, перехватил бугая поудобнее и протянул кулаком с зажатым в нём конским хвостом от основания к кончику. Раздался низкий, глубокий, насыщенный звук. Будто труба загудела.

– Это пришёл проверять яму лесник. Увидел медведя. По валявшимся повсюду обрывкам упаковочной бумаги из-под еды догадался, что где-то здесь прячутся от зверя люди. У него с собой для подачи сигналов другим лесничим был бугай. Вот он и принялся пугать медведя этим звуком. А заодно – кричать, бить палкой по деревьям и стрелять в воздух. Медведь ушёл. А нас с позором вернули домой.

Вийт стал издавать на бугае ритмичный звук. Фирс приложил бансури к губам и заиграл простую мелодию. Получилось чисто и по-своему красиво – при условии, что слушатель привычен к столь необычным звукам.

– В общем, карточка номер один – бугай! – воскликнул сыщик. – Он же бурчибас!

Вийт снял перчатку, поднялся с места и унёс инструмент в хранилище.

– Что, это правда? – недоверчиво спросил у Фирса архивариус, оглянувшись на дверь.

– Да, – кивнул Фирс. – Я был бит розгами. Мой отец, наш гувернант, едва не лишился места. Княжича отругали. Ограду перестроили. Ну а нам в качестве напоминания подарили бугая. Это же он и был, тот самый, которым отпугнули медведя. С него и началась коллекция, с него Ронислав Вакулович загорелся страстью ко всему, что издаёт звуки. Не будь Вийт сыном князя, вполне мог бы стать музыкантом.

– Его батюшка, однако, пожелал, чтобы он пошёл в полицейские? – понимающе протянул старик.

– Ну уж нет! – хмыкнул Фирс. – Вийт должен был управлять одним из банков Лодимирских. Пришлось в который раз сбежать и наняться на первые попавшиеся галеры. В данном случае – на полицейскую службу.

– Вот как! – пробормотал архивариус, и стало понятно, что он не верит ни единому слову.

или Глава 3, в которой детектив Вийт окунается в водоворот страстей на Великих гонках. Его ждут ревущие трибуны, невиданное по накалу борьбы состязание, взрыв на бешеной скорости, охваченный огнём локомотив и… таинственнейшее преступление, которое, казалось, никто не способен разгадать!

Ревущий огонь охватил и локомотив, и тендер, и прицепной вагон с углём. Гигантский столб чёрного дыма бил в небо.

Один за другим из паровоза выпадали люди. Они скатывались по насыпи, с трудом поднимались на ноги, глядели на сияющий сноп огня, в центре которого угадывалась чёрная чугунная туша локомотива, с тревогой пересчитывали друзей – не застрял ли кто внутри огненного смерча…

А началось всё почти два часа назад, на стартовом поле Великих гонок, в судейской зале, расположенной над зрительскими трибунами.

В центре ложи тогда высвободили немного места, музыканты оторвали смычки от струн, в толпе гостей зашикали. В воцарившейся тишине стал отчётливо слышен рёв публики внизу.

– За Кубок, как всегда, сразятся три бригады, победители заблаговременных гонок! – перекрывая шум зрителей, произнёс организатор соревнований фабрикант Таде́, лысый суетливый коротышка. – В общей сложности гонщикам предстоит проехать тридцать вёрст по колее, образующей огромный треугольник! Три скоростных участка, два сложных поворота, и соревнованты вновь окажутся здесь, на финише! Земля до самого горизонта расчищена, так что мы увидим всё, каждый момент!

Слушатели по венскому обычаю поаплодировали.

Стоял чудесный летний день. Передней стены в судейской ложе не было, лишь перила, а потому тёплый ветерок играл развешенными повсюду флагами, вымпелами, значками, эмблемами. Ветерку помогал трепет вееров, заодно поднимавший в воздух тщательно выложенные на лоб прядки волос местных красавиц. В солнечных лучах сиял хрусталь, сверкало золото, чернели визитки господ, белели роскошные платья дам. Некоторые из гостей носили, как это принято в Венеции, маски – чтобы чувствовать себя свободно, без оков условностей.

– Никаких ограничений на совершенствование паровоза! – глаза фабриканта горели фанатичным огнём. – Любой механизм, любое топливо, любая бригада! Единственное условие – локомотив должен тащить за собой груженный углём вагон!

Таде подал знак дворецкому, и тот, величественный, как все дворецкие, с достоинством вынес в центр огромную искрящуюся на солнце чашу. За ним семенил лакей с массивной подставкой. Половые, разносившие меж многочисленных гостей напитки, остановились, подчёркивая важность момента.

– Приз Великих гонок! – вскричал самый богатый человек в мире, указывая на драгоценную чашу. – Двадцать фунтов чистого золота! Серебро я не считаю. Но это, конечно, не главное. Главное – технический прогресс! Я выкупаю паровоз-победитель со всеми вложенными в него изобретениями! За пятьдесят тысяч! В дополнение к кубку!..

Приглашённые, пусть и привыкшие к большим суммам, но всё же не настолько большим, разразились рукоплесканиями. Люди на трибунах внизу не знали, что происходит, поэтому подхватили аплодисменты просто так, из озорства, заодно утроив производимый ими шум. Звук трещоток и свистулек ударил по ушам. Стены ощутимо завибрировали.

На трибунах гоночного поля в володи́мирском поместье Анфира Житеславовича Таде в тот день собралось не менее трёх тысяч оплативших вход зрителей. Они радостно вопили, скандировали двусмысленные речёвки, горланили разудалые песенки, размахивали лентами и флажками в цветах соревнующихся экипажей. И, конечно, пили вино – кто бутылками, а кто чинно, бокалами, закусывая французскими сырами.

У подножия трибун на рельсовых путях выстроились в ряд три паровоза. Чёрные чугунные чудовища то и дело издавали гудки и изрыгали обильные клубы пара.

Над всем этим высилась судейская ложа, в которой аплодировали щедрости хозяина около сотни его личных гостей.

Ещё выше в ярко-голубом небе плыли дирижабли хроникёров.

Повинуясь знаку дворецкого, лакеи возобновили свой неспешный экзерсис с подносами.

Один из них, огибая старую графиню Мйончинскую, отчего-то неожиданно замер.

Строгая дама с лёгким изумлением подняла лорнет и посмотрела на человека сквозь стёкла.

Смущённый столь великим вниманием, залившийся краской половой неуклюже нагнулся и подобрал с пола цветок мака с пришпиленным к нему бумажным значком.