Вторая мировая война. Ад на земле - Макс Хейстингс

Норвежцы решили сражаться, выиграть время, пока подтянутся союзные силы. На следующий день, 11 апреля, король Хокон и его сын принц Улаф продолжали совещание с министрами. Налетели немецкие самолеты, принялись бомбить Нибергсунн в расчете таким образом покончить с национальным руководством норвежцев. Большинство политиков укрылось в свинарнике, король с адъютантами успел добежать до ближайшего леса. Жертв не было, и хотя пулеметный огонь многочисленных Heinkel повергал норвежцев в ужас, от принятого решения они не отступились. Хокона более всего потрясло, что немцы стреляли по мирным жителям. «Я не мог вынести этого зрелища: дети, скорчившиеся на снегу, пули бьют в деревья, и ветви градом сыплются на детей», – сказал король и пообещал, что впредь никогда не будет укрываться в таком месте, где его присутствие поставит под угрозу его беззащитных подданных. Обсудили предложение премьер-министра просить убежища в Швеции, но и этот вариант Хокон решительно отверг, и в итоге политические лидеры страны перебрались в Лиллехаммер с намерением возглавить сопротивление оттуда. Никчемного старика Локке сменил в должности главнокомандующего отважный и энергичный генерал Отто Руге. Некий британский офицер сделал этому норвежцу величайший британский комплимент, сравнив его с распорядителем лисьей охоты. Запоздалая мобилизация происходила беспорядочно, поскольку на юге склады оружия и боеприпасов оказались в руках немцев, но почти все 40 000 человек, откликнувшихся на призыв, проявили себя как искренние патриоты. Фрэнк Фоли, британский резидент в Осло, телеграфировал своему начальству: «Материальное состояние армии внушает жалость, но люди прекрасны»4. В следующие недели норвежцы оказали героическое сопротивление захватчикам. Больших городов в этой стране было немного, население в основном распределялось по деревням на берегах глубоких фьордов, эти общины соединялись узкими дорогами, вившимися среди отрогов гор. И немцы, и британские и французские офицеры, которым внезапно пришлось сражаться в Норвегии, собирали данные о местности, заказывая соответственно из Берлина, Лондона или Парижа путеводители Baedeker.

Набранный с бору по сосенке англо-французский десант представлял собой какую-то пародию на реальную помощь. Практически все боеспособные части британской армии находились на территории Франции, на другой берег Северного моря Англия сумела послать лишь двенадцать толком не обученных батальонов Территориальной армии. Отправляли их сумбурно, задачу то и дело формулировали заново. У офицеров не было карт, транспорта, радиосвязи друг с другом, не говоря уж о связи с Лондоном. При высадке их не прикрывали ни огнем из тяжелых оружий, ни с воздуха, провиант и боеприпасы были навалены кучами на транспортные суда, и найти там что-либо не представлялось возможным. Солдаты были дезориентированы. Джордж Парсонс с товарищами высадился у Мушёэна: «Вообразите, что мы почувствовали, увидев перед собой гору высотой 700 м, увенчанную ледяной шапкой. Мы, парни из южного Лондона, и гор-то прежде не видели, большинство из нас даже у моря не бывали»5.

Даже если в каких-то точках на берегу немцы оказывались в меньшинстве, они превосходили союзников энергией и тактикой. Норвежский офицер полковник Давид Туэ докладывал начальству, что одно из прибывших британских отделений состояло из «совсем юных парней, по-видимому, выросших в трущобах Лондона. Они чересчур интересуются женщинами Ромсдаля и попросту грабят дома и магазины. Заслышав звук самолетного мотора, они разбегаются как зайцы»6. Британское министерство иностранных дел на последнем этапе кампании сообщало: «Пьяные британские солдаты поспорили с норвежскими рыбаками и обстреляли их. Многие британские офицеры ведут себя с заносчивостью пруссаков, а моряки настолько осторожны и подозрительны, что в каждом норвежце видят предателя и не доверяют жизненно важной информации, если она исходит от местных жителей»7.

Хаотичность в принятии союзниками решений уступала разве что цинизму в обращении с несчастными норвежцами. Британское правительство сулило сражающимся всяческую помощь, прекрасно зная, что выполнить эти обещания не сможет. Военное министерство интересовалось только Нарвиком и возможностью захватить и удержать регион вокруг этого порта, чтобы перерезать маршрут зимних поставок железа из Швеции в Германию. Во фьорде у Нарвика происходили ожесточенные морские сражения, обе стороны несли существенные потери. Небольшой английский десант закрепился на острове поблизости от берега, и командующий этим подразделением упорно противился требованиям адмирала – лорда Корка-и-Оррери, язвительного джентльмена с моноклем – продвигаться к порту. Корк решил воодушевить воинов личным примером и сам двинулся во главе их к берегу, но коротышке пришлось отказаться и от своих амбиций, и от плана захватить порт с моря, ибо он тут же по грудь провалился в сугроб.

В Лондоне стратегические споры быстро перерастали в крик и скандал. Громче всех кричал Черчилль, но его завлекательные и экстравагантные планы были невыполнимы из-за отсутствия ресурсов. Министры спорили друг с другом, спорили с французами, спорили с ближайшими советниками. Между генералами отсутствовали связь и координация. За полмесяца было принято и тут же отброшено шесть разных оперативных планов. Нехотя британцы признали, что хоть какая-то демонстрация поддержки норвежцев, которые сражались уже в сердце своей страны, с политической точки зрения необходима, хотя с военной точки зрения бессмысленна. Все так же хаотично попытались высадиться у Намсуса и Ондалснеса; тут же налетели немецкие бомбардировщики, уничтожавшие склады провианта быстрее, чем союзники их строили, а заодно испепелившие старинные деревянные города. В Намсусе британские склады грабили вдобавок и французы; на дорогах происходили аварии, поскольку британцы и тут ездили по «своей» стороне дороги. 17 апреля генерал-майор Фредерик Хотблэк, выслушав в Лондоне инструкцию начать атаку на Тронхейм, внезапно упал в обморок: у него диагностировали инсульт.

Командующий британской 148-й бригадой, проигнорировав инструкции из Лондона, повел своих людей на соединение с норвежской армией и потерял большую их часть при столкновении с немцами – триста уцелевших спаслись с поля боя на автобусах. Штабной офицер, отправленный из Норвегии в военное министерство за инструкциями, вернулся к генерал-майору Адриану Картону де Виарту со словами: «Делайте, что сочтете нужным, они там сами не знают, чего хотят». Один раз британцам удалось сразиться с честью – под Кваном, 24–25 апреля, – а потом они вынуждены были отступить.

Затем министры и их советники распорядились из Лондона приступить к эвакуации Намсуса и Ондалснеса. Невилл Чемберлен с присущим ему эгоцентризмом опасался главным образом того, что в неудаче станут винить именно его. Ведь поначалу пресса с подачи правительства обманывала британский народ надеждой на благополучный исход кампании; BBC несла чушь о стальном кольце, которым союзники окружат-де Осло, а теперь премьер-министр обсуждал с коллегами, не признаться ли парламенту в том, что Британия и не собиралась проводить долгосрочные операции в центральной Норвегии. Французов, прибывших 27 апреля в Лондон на заседание союзного военного совета, предложение уйти из Норвегии ошарашило, они громко роптали. Но во Францию Рейно возвратился с уверенностью, что сумел ободрить Чемберлена и его коллег: «Мы указали им, как нужно действовать, и укрепили их волю». Пустые фантазии: два часа спустя британцы получили приказ об эвакуации. Памела Стрит, дочь фермера из Уилшира, печально отмечала в дневнике: «Война – словно огромная тяжесть, и с каждым днем этот груз давит все сильнее»8.