Мертвое небо - Александр Мазин

– Пираты меня знали и знали, что могу дать подходящую цену. Надеюсь, ты не осудишь меня, мой благородный гость? Я знаю: в Империи нет рабов.

– Ты сделал ее своей женой,– отозвался Данил.– Что в этом дурного?

– Женой? – Гривуш засмеялся.– Чтобы взять ее в жены, мне понадобилось бы разрешение Отца-Наставника. А Отец-Наставник пожелал бы узнать, хороша ли она в постели. Может, невеста более подходит для развлечения святых братьев, чем для рождения купеческих детей?

Гривуш обмакнул печенье в горячий сладкий кофе, откусил аккуратно, чтобы не испачкать бороду.

– Ты видел Ниминоа, благородный Данил. Она очень похожа на свою мать. Если бы Отец-Наставник увидел ее, я больше не увидел бы ее никогда. Часто я жалею о том, что Величайший позволил моей дочери унаследовать красоту матери.

– Жаль страну, где отец сожалеет о красоте дочери,– пробормотал светлорожденный.

Гривуш пожал плечами. Хурида есть Хурида.

– У меня к тебе предложение, благородный Данил,– сказал он.– Через восемь дней я отправляюсь в Конг. По особому поручению Кариомерского Братства. Если удостоишь меня чести оставаться моим гостем еще восемь дней, я буду счастлив предложить тебе сопутствовать моему каравану.

– Какая изысканная речь! – Данил улыбнулся.– При том, что ты рискуешь головой.

– Я – купец,– Гривуш усмехнулся.– Не заботься о моей выгоде – я ее не упущу. Ты один стоишь дюжины воинов. А я хочу взять с собой Ниминоа.

* * *

– В доме купца Гривуша?

Лицо у Отца-Наставника – словно он увидел псаря в постели любимой наложницы.

– Ты уверен, Брат-Хранитель?

– Да! – отрезал Дорманож.

Недобрым взглядом он озирал покои Отца-Наставника. Таких шпалер у Дорманожа и в прежние времена не было. Настоящая гурамская работа. Уж не предателем ли Гривушем подарены?

– Гривуш – человек верный,– недовольно проворчал присутствовавший здесь же брат Треос.– Твой доносчик солгал.

– Ты ручаешься за него? – Брат-Хранитель Риганского монастыря устремил испытующий взгляд на Треоса.

И тот не выдержал, отвел глаза, буркнул:

– Хочешь проверять – проверяй.

Гривуш – жирная овца. Но стричь его – куда выгодней, чем зарезать. Если Треос поручится за купца – риганцу клыки в него не запустить. Однако если вдруг выяснится: Дорманож прав,– висеть тогда Треосу вниз головой.

– Хочешь проверять – проверяй.

– Людей дашь? – спросил Дорманож.

Треос молчал. Дом у Гривуша крепкий. Пусть высокомерный риганец попотеет. А то и стрелу в глаз схлопочет.

Но Крун уже прикинул что к чему, соображал он быстро – и распорядился:

– Треос! Доставишь сюда всех, кого найдешь в доме Гривуша. И самого купчишку тоже, живого или мертвого. Понял меня?

– Понял.

Ясное дело. Живой Гривуш Круну ни к чему. Еще сболтнет лишнее.

– Ты удовлетворен, брат? – Крун повернулся к Дорманожу.

– Я и мои люди готовы помочь,– сказал риганец.

– Ни к чему, брат,– елейным голосом отозвался Крун.– Неужели ты думаешь, что мне требуется помощь в моем городе?

Дорманож без труда читал мысли Отца-Наставника. Дом отберут, а купца прикончат. Но риганца это не волновало.

– Шпионы нужны мне живыми,– жестко произнес он.– И если у них пропадет хоть пряжка, хоть пуговица…

– Мы понимаем, брат,– кивнул Крун.– Треос, не теряй времени.

Отряд из восьми монахов и двадцати солдат быстрым шагом спускался вниз по узкой безымянной улочке. Четверо несли лестницу. Двое – факелы. Справа и слева – глухие стены, сверху – выступы крыш и непроницаемо-черная полоска неба. Рыжее пламя факелов шипело, сглатывая капли дождя. Сапоги солдат скользили по мокрым камням мостовой.

– Стой! – скомандовал брат Тидом, начальник отряда.

Солдаты остановились. Кто-то споткнулся, выругался.

– Пасть не открывать,– прошипел Тидом.

– Этот? – тихо спросил один из монахов.

Начальник оглядел уходящую вверх голую стену. Потом – стену напротив, тоже без единого окошка.

– Сейчас узнаем,– буркнул он.– Ставьте лестницу. Губарь, тряпки раздай.

Обмотав обувь шерстяными отрезами, полезли наверх. Сначала Тидом, за ним, заткнув за пояса полы плащей,– монахи, последними – солдаты.

Взобравшись, Тидом пересек крышу, глянул вниз, увидел тусклый масляный фонарь над входом, удовлетворенно хмыкнул.

– Начнем, пожалуй, во славу Величайшего,– присев на корточки, он принялся выстукивать колотушкой толстый просмоленный картон, которым предписано в Хуриде крыть дома простому сословию.

– Вроде тут,– определил он.– Давай сигнал, брат Кочип.

Один из монахов зажег от факела клок пакли, вспыхнувшей ярко-зеленым огнем, и подбросил вверх. Описав дугу, горящая пакля упала, и ее поспешно затоптали.

– Считай,– приказал Тидом одному из солдат, а сам подошел к краю крыши – наблюдать за улицей.

При счете двадцать шесть к входу скрытно приблизились шестеро солдат и два монаха. Подошли и заняли места у дверей, слева и справа, заблокировав единственный выход. А при счете девяносто три с обоих концов улицы, одновременно, выкатились, гремя железными ободами, тяжелые повозки.

– Начали! – гаркнул Тидом.

И шестеро солдат, ждавших с кайлами в руках, разом врубились в крышу. Минуты не прошло, как в картоне образовалась дыра. Края быстро подравняли топорами.

Тем временем внизу с грохотом столкнулись повозки, одна опрокинулась, истошно заорали возницы.

В дыру опустили светильник, обнаружили еще одно перекрытие, черепичное, разрешенное только монастырям и приближенным Наисвятейшего. Разобрали черепицу, сбросили вниз веревочную лестницу, спустили «первопроходца». Плеск, сдавленная ругань.

– Убью! – свирепо прошипел начальник.

– Здесь вода,– громким шепотом оправдался «первопроходец».

Лестница угодила прямо в маленький бассейн.

На улице тем временем орали возницы, что-то лязгало и трещало. Шум преизрядный.

– Все вниз,– скомандовал Тидом.

Выбрались из бассейной в коридор. На полу – ковер. Очень кстати. Дошли до конца, обнаружили лестницу.

– Чужаков не убивать,– шепотом напомнил Тидом.– Рубить, но не до смерти, ясно? Брат Куртик, возьми десять солдат и вниз. Кочип – тебе шестеро и левая сторона. Я беру правую. Без нужды не шуметь. Ты, сними со стены светильник. Начали.

Первые две комнаты оказались пустыми. Третья – заперта. Из-за двери четвертой доносились звуки музыки. Тидом поднял два пальца, и пара монахов встала у четвертой двери. Тем временем второй отряд обнаружил вход в оранжерею, обследовал ее, никого не встретил, проверил еще две комнаты – с тем же результатом.