Открой глаза, Фемида! - Екатерина Островская

– Заглохни! – ответил ему подсудимый.

Суд совещался недолго, а потом Высоков объявил решение: гражданину Качанову изменить меру пресечения и назначить ему содержание под стражей до суда. Советник юстиции был доволен.

Владимир Васильевич вернулся в свой кабинет, не успел даже мантии снять, как ему позвонил Боря Лифшиц.

– Тебе передали, что я пригласил тебя на отвальную? – спросил он.

– А когда ты собираешься отвалить?

– Ты же знаешь, Володенька, что я свалил из Раши восемь лет назад окончательно и бесповоротно, о чем, между нами говоря, не жалею. Но поскольку у вас принято обмывать не только покойника, но и каждого отъезжающего куда-нибудь, хоть на пригородную дачу, то решил не нарушать традицию. Ты согласен?

– Согласен ли прийти к тебе на твое обмывание?

– Не надо так шутить! Не на мое обмывание, а на нашу пьянку.

– А кто еще будет?

– Димка Словоерсов и еще…

– С ним встречаться я не могу, потому что мы оба заняты в одном деле: я – судья, он на стороне защиты. Разве в Штатах судья может общаться с адвокатом вне зала суда?

– Нет, конечно, только как тогда бабло зарабатывать? Вот был там случай. Одна американская дура помыла кота и засунула его сушиться в микроволновку. Коту, мягко говоря, настал трындец. Американка, само собой, подала иск против производителя микроволновок, который не указал в инструкции, что котов в микроволновой печи сушить нельзя. И потребовала компенсации в тридцать миллионов баксов. Обратилась в солидную адвокатскую контору. Какой-то пройдоха из этой конторы встретился с судьей, которому пообещал ровно половину того, что назначит суд, после уплаты налогов, разумеется. Вот так американка и выиграла свое дело. А от производителя микроволновок и прочей корейской техники не убудет. Адвокатская контора получила сверх указанной суммы еще семь лимонов за свои услуги – от корейцев, разумеется, как от проигравшей стороны, в счет судебных расходов истца.

– Боря, я же сказал, что не приду.

– О’кей. Давай только ты и я. Только буду не один, а с девушкой, на которой, возможно, женюсь. Хочешь она подружку приведет?

– Не надо. У меня есть девушка.

– Вот с ней и приходи! В эти выходные в клубе «Аврора» будет Крис Норман выступать. Невесть какой исполнитель, да и старый уже… Но мы что, разве пойдем туда музыку слушать? Музыка у меня и в машине есть. А там мы пообщаемся, винца выпьем, повеселимся… Когда ты свою девушку в свет выводил? Она у тебя небось сидит одна в четырех стенах и мечтает оказаться в зале, где играет громкая музыка и Крис Норман поет: «Водки найду-у-у!» Помнишь, мы так дурачились в свое время: у него же песня такая «What can I do».

«А ведь он прав, – подумал Владимир Васильевич. – Настя целый день дома одна сидит. Она скучает, сама признавалась в этом».

И Высоков сломался.

– Ладно, – сказал он, – мы придем.

– Значит, в субботу увидимся, – обрадовался Лифшиц, – я закажу билеты.

Но очень скоро выяснилось, что поход на концерт престарелой звезды может отмениться, потому что позвонил Виктор Николаевич Корнеев и деловым голосом сообщил, что все остается в силе, и, когда Владимир Васильевич выразил недоумение, о какой силе идет речь, генерал объяснил, что недавно между ними была достигнута договоренность о двухсторонней встрече на его даче. Последнее предложение показалось странным, потому что генерал высказался каким-то дипломатическим языком, на котором сам вряд ли когда-либо разговаривал, тем более что бо́льшую часть своей сознательной жизни призывал подчиненных ему полицейских повышать раскрываемость преступлений совсем иными словами. Но тут же Высоков догадался, что рядом с Виктором Николаевичем сейчас находятся не подчиненные, а почти наверняка – жена.

Высоков спорить не стал, сказал даже, что хорошо помнит, но не может быть уверен, что будет располагать достаточным временем для приятного неформального общения.

– Принято, – сухо произнес генерал Корнеев, – в любом случае будем рассчитывать на вас. Постарайтесь разобраться со своими делами до субботы.

До субботы оставалось еще немало времени. Виктор Николаевич, вероятно, на этом и хотел закончить свой разговор, но не успел.

– Есть ли новая информация по убийству прокурора Марьянова? – поинтересовался Владимир Васильевич.

– Ничего нового, – ответил Корнеев, – разве что нашли два внедорожника, числящихся в угоне. Но это по нашей линии, а что там у следственного комитета, пока не знаю. Да, одна новость все-таки есть, но это надо было предполагать – подключилась к расследованию Федеральная служба безопасности. У ФСБ, сами понимаете, возможностей куда больше, чем у нас или у следственного комитета.

– Вы имеете в виду спутниковые снимки в реальном времени? – догадался Высоков.

– А что же еще! Местность там глухая, но поблизости есть пара объектов, имеющих стратегическое значение, за подходами к которым ведется постоянное наблюдение, в том числе и из космоса.

Это была плохая новость.

– Надеюсь, что до субботы дело будет закрыто, – продолжил Корнеев, – преступник будет установлен, обнаружен и задержан.

А это была очень плохая новость.

– Так что приезжайте ко мне в субботу к обеду, – наконец подытожил разговор генерал, – и я все вам расскажу со всеми подробностями.

– Принято, – зачем-то ответил Владимир Васильевич.

Снова защемило сердце, участилось дыхание. Тревога не отпускала, и Высоков стал думать теперь о том, как ему действовать, если вдруг будет определен владелец автомобиля, попавшего на спутниковый снимок. В его кабинет заходили люди с какими-то вопросами и разговорами, ненужными ему, кто-то звонил ему, кому-то – он, но порой и сам не понимал, о чем говорит и с кем. Голова была занята другим – как выкрутиться, если к нему придут следователи.

На обед он не пошел, потому что не хотелось ни есть, ни кого-то видеть. Размышлял о том, что отвечать ему, если вдруг придут следователи и начнут задавать неудобные вопросы. Линия защиты в этом случае может быть одна: в ночь на субботу он работал с документами, засиделся долго, лег спать едва ли не под утро, а потому проснулся поздно, приготовил себе завтрак… Ближе к обеду вышел во двор, чтобы отправиться в магазин за продуктами. Автомобиль находился там же, где он его оставлял, хотя, возможно, не совсем – тогда показалось, что он стоял метрах в двух или даже трех от привычного места. Конечно, некоторое время можно кому-то доказывать, что его внедорожником мог воспользоваться кто-то другой. Но ведь проведут опрос соседей, и кто-нибудь обязательно вспомнит, что видел, как судья выезжал со двора в пять утра. Во дворе в тот момент точно никого не было, но кто-то мог глядеть в окно. Хотя кто смотрит в окно в пять утра? И все равно, доказать, что он говорит неправду, утверждая, что вышел из дома в обеденное время, вполне возможно. Даже очень легко можно это сделать. А если он врет, значит, что-то скрывает. А если начнут опрашивать Настю? Вдруг она не выдержит и признается, чтобы спасти его? Может быть, ей уехать на какое-то время? А лучше, конечно, уехать вдвоем. На пару недель, например, в Крым или в Сочи. Лучше, конечно, в Крым, потому что он там ни разу не был, а Крым находится подальше, чем Сочи. Но вряд ли его отпустят, потому что через две недели предстоит заседание суда по делу Качанова.