Звездные войны товарища Сталина. Орбита "сталинских соколов" - Владимир Перемолотов

В роли пуговицы биплан был только мгновение.

Какая-то сила в секунду развалила его на куски, и летательная машина обломками скользнула к земле.

Федосею хватило ума уйти вниз, под «нитку».

Задрав голову, он проследил взглядом направление. Канат одним концом упирался в горную цепь, а другим – в далекий горизонт. Только конец там был или начало, сказать бы никто не смог.

На всякий случай Малюков отлетел в сторону, но когда через пару минут он развернулся, чтоб посмотреть на феномен, в небе уже ничего не было. Только в далеких горах что-то дымило, словно там проснулся вулкан.

… Стол викторианской эпохи, что стоял в лондонском кабинете сэра Уинстона, как и все, что его окружало, массивностью походил на хозяина кабинета. Не зря, наверное, умные люди утверждают, что не люди ищут вещи, а напротив, вещи находят своих хозяев и служат им. Стол, без сомнения, мог быть доволен новым хозяином – его положением, статью и посвященностью в государственные тайны. Не каждому столу довелось повидать в своей жизни то, что повидал этот стол. И уж точно никто до него не видел ту пачку фотографий, что лежала поверх полированного красного дерева. На всех снимках было запечатлено одно и то же – чадящий дымом горный массив. Похоже это было на картину морского сражения, где полузатопленные корабли исходят черно-белыми дымами в ожидании неприятного момента погружения в пучины.

Адмирал Тови одобрительно прищелкнул языком и, качая головой, объявил:

– Это, пожалуй, не хуже ночных бомбардировщиков…

И, еще раз оглядев фото, самокритично добавил:

– При ночном бомбометании такая точность и кучность поражения вряд ли достижимы… Как вы говорите, это называется?

– Это называется «лучи смерти», – пояснил шеф «МИ-6». – Как раз то, о чем нас предупреждал президент САСШ.

– Французское изобретение?

– Теперь уже и не скажешь… Оно есть у французов, у американцев и у русских … А кто там был первым, теперь не узнать.

Черчилль, хмурясь, поправил его.

– У русских ничего нет! Все нормальные русские живут во Франции, и у них нет никакого оружия. Речь, видимо, идет о большевиках?

– Разумеется.

– Почему же такого оружия нет у нас?

Шеф разведки пожал плечами.

– Получается, что мы не готовы к большой войне, что каждую минуту может начаться на континенте?! – продолжил свой вопрос сэр Уинстон. – Почему у наших врагов есть оружие, которым не располагает Британская армия? Кто ответит за это?

Черчилль распалялся все больше и больше.

– Неужели британские мозги хуже французских или тем более большевистских?

– Не хуже, – быстро вставил разведчик. – Мне известно, что наши ученые обращались в военное министерство с подобными предложениями…

Канцлер казначейства стремительно развернулся в сторону военного министра.

– Ах, вот как? Объяснитесь, сэр! Своими действиями, точнее бездействием, вы, господин министр, подставили родину под удар!

Военный министр не остался в долгу и ответил лорду-канцлеру с тем же накалом страсти.

– Да, обращались… Но как можно верить людям, которые не могут представить никакой технической документации для обоснования идеи? Что мне делать, когда ко мне приходит велеречивый краснобай от науки и начинает обещать мне все, прося в обмен деньги на исследования. Огромные деньги! Не пенсы и не фунты! Тысячи!!!

Он встряхнул руками и неожиданно для всех улыбнулся, вспомнив что-то, и уже более спокойно продолжил:

– Как можно верить человеку, который утверждает, что изобрел «лучи смерти», но все забыл и теперь ему все нужно открывать наново… Вы знаете, сколько таких вот людей приходит в военное министерство ежемесячно? Не один и не два!

Тоном ниже, но все еще агрессивно Черчилль напомнил:

– В свое время ваше ведомство поверило Маркони и не пожалело об этом.

Военный министр вернул шпильку назад.

– Поверьте, там далеко не каждый Маркони.

– Кстати, – напомнил о себе шеф разведки. – Раз уж мы упомянули Маркони, то он, по моим сведениям, также занимается «лучами смерти»…

Хозяин кабинета живо обернулся к нему.

– Вот! Муссолини и король Эммануил поверили ему, а вы – нет!

– Маркони бы и я поверил. Во всяком случае, ему наверняка хватило бы ума внятно изложить свои мысли на бумаге…

Адмирал Тови густо кашлянул, и разговор оборвался.

– Я хотел бы, чтоб мы вернулись к обсуждаемому вопросу…Устранили ли мы ту опасность, о которой говорили несколько дней назад?

Черчилль посмотрел на адмирала.

– Кто может дать нам гарантии, что все удалось? Это слишком важное решение, чтоб принимать его, основываясь только на листке глянцевой бумаги…

Он коснулся пальцами фотографий.

– Нам нужны живые, достойные доверия свидетели нашего успеха или нашего поражения.

…День с самого утра у Федосея не задался.

Сперва всю ночь снилась всякая дрянь, попы какие-то с паникадилами, Крестный ход, а утром, когда, похохатывая, бредом своим с товарищами делился и брился хорошо отточенной золингеновской бритвой, рука дрогнула – порезался. Никогда такого не случалось, а тут – на тебе!

Минут десять, под шутки товарищей, пытался поаккуратнее, чтоб на раненного при исполнении интернационального долга не походить, заклеить порез пластырем, но тут сыграли тревогу, и время полетело словно вода из шланга. Бегом, бегом, веселыми брызгами.

Гимнастерку на плечи, шлем на голову, реглан, очки-консервы, «наган» в мягкой кожаной кобуре у бедра – и бегом к самолету. Там прыжок на крыло, а оттуда, ни на миг не задерживаясь и не теряя движения, – в кабину истребителя. Щелчок закрывающегося фонаря над головой и – вперед, в бой!

Схлестнуться пришлось с теми же британскими бипланами. После пяти дней боёв они стали куда осторожнее и одиночного героизма уже не проявляли – наваливались плотной кучей и клевали, клевали… Новая тактика давала эффект – пять аэропланов красные уже потеряли. Правда, счет в целом складывался в нашу пользу с леденящим душу британцев перевесом. Только вместо того, чтоб остудить горячие головы, это, похоже, только больше подстегивало чьё-то желание прорваться в район строительства спецобъекта.

У самого Федосея на счету было уже два британца. И сегодня он с ходу, с налета сбил третьего.

Только радость победы оказалась недолгой.

Через плотную подушку парашюта Федосей почувствовал, как задрожала только что послушная машина, и стрекот мотора заглушил веселый треск разрываемого свинцом дерева.