Гарпия - Александра Лисицина

Я больше не был на его стороне.

Предчувствия переросли в уверенность, подкреплённые вернувшимися под череп пауками: он ведь точно знает дорогу к дому Кирхе. Господин Намус Грод, судья-дознаватель, всегда, с момента моего посвящения в Араинде, живший в моей голове, теперь знает и то, что ведьма практически беззащитна.

И он нанесёт удар.

Без привычной тяжести клинка на бедре я вдруг почувствовал себя чуть ли не голым.

Не осталось ли моих вещей в этой комнате? Я осмотрелся: кровать, стол, камин, платяной шкаф, комод с умывальником. Стараясь не шуметь, я проверил везде и – о чудо! – на шкафу я обнаружил свёрток с моими вещами. Клинок, сумка и куртка, бывшая на мне, когда меня ранила гарпия. Почерневшие, расползающиеся в пальцах ошмётки добротной некогда кожи я с отвращением отлепил от пальцев и бросил на пол.

В моём распоряжении было два способа покинуть комнату: через дверь и сквозь окно. Первый вариант отпал сразу: запертая дверь и стражник на той стороне. Я обратился ко второму варианту.

Мне не хотелось разбивать окно: шум привлечёт совсем ненужное мне внимание. Застеклённая рама должна была выниматься из пазов, но на то, чтобы расшатать её и аккуратно убрать ушло много времени. Слишком много.

Решётка, которой был забран оконный проём с внешней стороны, поддалась с пятой попытки: с лязгом и хрустом выпала на улицу, нарушив тишину и увлекая за собой пласты штукатурки и мелкие камни кладки. За спиной в двери захрустел открываемый стражником замок.

Я с трудом протиснулся в оконный проём, неловко рухнул на мостовую, чудом ничего не сломав и не вывихнув. Как можно скорее метнулся в сторону, в тень каких-то навесов и ящиков и затаился. Услышал, как в то же мгновение из моего окна выглянул стражник, крикнул что-то во тьму. Я хорошо видел его сквозь щели из своего укрытия.

У меня была только одна попытка и эффект неожиданности. Я резко вскочил, оттолкнулся от ящика, подпрыгнул, ухватившись за голову стражника, выглядывающую из окна, и что есть силы потянул его на себя. Он рухнул гораздо менее удачно, чем я: ударился головой и потерял сознание, чем очень облегчил мне жизнь. Я затолкал отключившегося стражника туда, где только что прятался сам, наскоро скрутив ему руки за спиной его же ремнём, и выскользнул на улицу.

Совсем немного времени пройдёт, прежде чем в ордене заметят моё отсутствие. Надо спешить.

Низкое облако ночью упало на город, свесив своё мокрое брюхо между домами. Потеплело. Снега на улицах почти не осталось: весь истаял. Туман заволок Слиабан, натолкал в уши ваты и с удовольствием множил звуки текущей с крыш воды. Одетый слишком легко, я быстро замёрз, и меня начала бить крупная дрожь, мешая сосредоточиться.

Как ни крути, мне пришлось бы пересечь площадь, где крайне сложно остаться незаметным. Я медленно двинулся вдоль стены ратуши, держась самой глубокой тени, пока не упёрся в очередное нагромождение каких-то деревяшек, шестов и тряпок… Остатки ярмарочных павильонов! Вытянув из мокрой кучи какое-то полотнище, я накинул его на голову, замотал плечи. Теплее, конечно, не стало, но появился небольшой шанс не быть узнанным. От ткани неумолимо несло тухлятиной и помойкой, впрочем, запах соответствовал и моему нынешнему положению.

Не бежать через город было сложно: ноги на каждом шагу норовили сорваться с места, а окружающий пейзаж словно завяз в липком киселе. Мне казалось, что я стараюсь идти как можно быстрее, но, словно в дурном сне, едва сдвигаюсь с места.

Площадь я решил обойти по кругу, укрываясь под раскидистыми клёнами, обычно служащими убежищем для городских нищих и пьянчуг. Я крался от ствола к стволу, оставаясь в тёмном и вонючем пространстве между деревьями и каменной оградой, на которой словно полжизни назад мы сидели с пьяным Ютером в день ярмарки.

О, боги, Ютер! С этим не так-то легко смириться…

– Эй! Кто там?!

Надеясь, что окликнувший меня стражник не заметил, как я вздрогнул, я деланно пошатнулся, упёрся рукой в каменную ограду и развязал штаны. Да, лучшего плана у меня не было.

– Я спрашиваю, кто здесь! – голос раздался буквально у меня за спиной.

Я пошатнулся ещё раз и медленно, под журчание струи начал разворачиваться.

– Э-э-э…

– Фу, пьянь! Заканчивай давай и вали домой!

– Д-да… Г-госп-дин. Ща уже…

– Что ж вы все такие вонючие!

Я продолжал стоять пошатываясь и внимательно слушал удаляющиеся шаги: на моё счастье, это был просто городской стражник, а не кто-то из своих.

Незаметно преодолев остальное тёмное пространство, я замер напротив угла ратуши: мне предстояло пройти мимо главного входа, там, где несут караул солдаты ордена. Невзирая на желание бежать вперёд не глядя, я стоял и ждал. Даже ночами кто-то вечно бродит по городу, ходят какие-то возы и телеги. Я спиной чувствовал, как утекает время, и собрался было уже пойти так, как на дальнем конце площади показалась спасительная телега. Я с трудом дождался, пока она поравняется со мной, вышел из тени и под прикрытием скрипучей развалюхи миновал опасный участок. В последний момент я не удержался и бросил взгляд на огромные двери ратуши. Увидев новоявленное украшение входа, я остановился и не мог отвести взгляда, и не мог смотреть… На двух шестах по обеим сторонам от крыльца торчали, раскрыв окровавленные мёртвые пасти к небу, две чёрные собачьи головы. Свет от факелов плясал на чёрных остекленевших глазах и высвечивал красным и без того алые пасти.

Я с трудом вырвал себя из оцепенения и как во сне преодолел городские ворота. Лоб покрыла испарина, невзирая на зимний холод и мою совсем неподходящую одежду. Я сделал всего несколько шагов за пределами городских стен Слиабана меж окружавших его развалюх, когда нос защекотал еле уловимый запах гари. Не печных труб, не сжигаемой подгнившей палой листвы: запах горящего дома ни с чем не спутать.

Это мог гореть любой из домов в Слиабане, но я точно знал, что это не так. Я сбросил с головы тряпку и помчался к лесу.

В предрассветной туманной мгле не было видно зарева пожара, и тяжёлый жёлтый горький дым, струями стекавший с холма, прятался в стелющемся по полям тумане.

Не переводя духа, я взбежал на холм, не замечая огромных каменных ступеней-уступов на подъёме к дому Кирхе-Альмы, и когда я достиг вершины, картинка плясала перед глазами в такт ухающему сердцу. Я замер лишь на три его скорых удара и насчитал шесть фигур, неподвижно стоящих вполоборота