Ромео должен повзрослеть - Татьяна Бочарова

– А отец Жарко говорит, что просил вас позаниматься с дочерью дополнительно за плату у них дома.

– Да. Он предлагал. Но я отказалась.

– Почему? Не устроила сумма?

– Нет, просто я не хотела быть частным репетитором у Оли.

– Но ваши коллеги свидетельствуют, что вы активно занимаетесь репетиторством и преуспели в этом.

– Я зарегистрирована на специальном сайте для преподавателей, мне оттуда поступают заказы, я их оплачиваю, все законно. Просто так частников я не беру, тем более из числа своих студентов.

– Ну, хорошо, – не слишком охотно согласился Дроздов, – будем считать, что личных мотивов не любить Жарко у вас не было. Хотя странно все это.

– Странно что? – не выдержала Анна. – Что я не поставила двоечнице удовлетворительную оценку? Или что не побежала заниматься с ней за деньги, предложенные ее отцом?

– Странно, что вы с таким маниакальным упорством отстаиваете свои принципы. Как будто вам не 26, а все 60.

– Так поступал мой отец.

– А кто был ваш отец?

– Директор средней школы. Учитель математики.

– Ну тогда все ясно, – Дроздов понимающе покачал головой. – Но тогда, понимаете, время было другое. Молодежь тоже была другая, не такая, как сейчас. Те принципы, которые исповедовал ваш отец, устарели.

– Как может устареть совесть? А педагогическая честь?

– Я бы на вашем месте, девушка, не касался чести, – жестко сказал Дроздов. – Девочка мертва, какая тут честь! Были бы вы помягче, почеловечней, и ничего бы не случилось. Вы помните, что говорила Оля перед тем, как покинуть кабинет?

– Она ничего не говорила, только рыдала как безумная.

– Вспомните, она не обещала, что что-нибудь сделает с собой?

– Нет! Неужели вы думаете, что, если бы я такое услышала, отпустила бы ее?

– Хм, – следователь недоверчиво покачал головой. – А ваши студенты опять же утверждают обратное. Они говорят, что слышали, как Жарко говорила сквозь слезы, что не может так больше и не знает, как ей быть.

– Если и говорила, то не в моем присутствии, а уже выйдя из кабинета. Мне она ничего такого не сказала.

– Это мы еще проверим и уточним. – Он выключил диктофон. – Еще пару вопросов не по теме. Вы одна воспитываете дочь?

– Да.

– Ее отец вам помогает?

– Нет. Мы не общаемся.

– У вас есть мужчина? Сожитель?

Анна замялась.

– Да, есть друг. Мы недавно начали встречаться.

– Понятно. А до этого у вас были мужчины?

– А это обязательно – отвечать на такие вопросы? – вспылила Анна.

– Желательно, – спокойно сказал Дроздов, – вы видите, я выключил диктофон. Но я все фиксирую. У меня нет цели вас утопить, но и выйти сухой из воды вам не удастся. Поэтому отвечайте на все, на что можете ответить.

– У меня не было серьезных отношений с тех пор, как родилась дочь.

– А несерьезные?

– Были. Два-три раза.

Он кивнул удовлетворенно.

– Могла ли раздражать вас Жарко?

– Меня? Чем?

– Девочка из богатой семьи. В шоколаде, избалованная. Внешне неказистая, а одета великолепно. Отец опекает ее, готов любые деньги платить. Вас это раздражало? Вы, красивая молодая женщина, вынуждены вести скромный образ жизни, в трудах праведных целыми днями, устаете, да еще ребенок. А тут юная бездельница, дочка богатого папика…

– Не вижу связи, – холодно сказала Анна. – Меня в моей жизни все устраивает. Вы хотите сказать, что я завидовала Жарко? Это просто смешно.

– Мне не смешно, – следователь вздохнул. – Ладно. Напишите все, что сейчас рассказали.

– Вы издеваетесь? – Анна снова почувствовала, что ей ужасно душно. Если сейчас не открыть настежь окно, она упадет в обморок. Дроздов заметил ее состояние.

– Вам нехорошо? Дать воды?

Анна кивнула.

Он подошел к кулеру, наполнил стаканчик и поставил его перед Анной.

– Выпейте и успокойтесь. Не надо дерзить и иронизировать. Положение ваше более чем серьезно. В лучшем случае вы лишитесь работы. В худшем… – Он замялся, потом жестко закончил: – В худшем – попадете за решетку.

– За решетку?!

Анне показалось, что она видит все это во сне. Этот кабинет с цветами на широких подоконниках, с вереницей серых металлических шкафов, ярким прямоугольным плафоном под потолком. Следователя с волосатыми пальцами и рыжими бровями. Пластиковый стаканчик, стоящий перед ней на столе.

– Статья 110 УК РФ, доведение до самоубийства. До двух лет лишения свободы с конфискацией. – Слова падали ей на голову, как кирпичи. – Так что пишите, Анна Анатольевна. Пишите. И еще подписку о невыезде нужно будет заполнить.

Анна допила воду, взяла шариковую ручку и уткнулась в лист бумаги…

Когда она вышла из здания, был уже полдень. Она вдруг подумала о том, что Дмитрий за все это время ни разу не позвонил. Странно. Она провела у следователя не меньше двух с половиной часов. Он уже должен был проснуться и с ума сойти от волнения. Анна на всякий случай проверила телефон: ни вызова, ни сообщений от Дмитрия не было. Она набрала его номер. В ухо ей зарядили долгие унылые гудки. Не берет. Анна повторила вызов. Результат остался прежним. Она остановилась, стала набирать эсэмэску, сбилась, начала сначала, снова сбилась. Пальцы мгновенно оледенели на пронизывающем ветру. Анна махнула рукой, убрала телефон и побежала к машине. Надо было ехать на работу, потом за Олесей, везти ее домой, кормить ужином, мыть, укладывать спать. И еще разговаривать с ней, играть и почитать перед сном. Руки у Анны дрожали мелкой противной дрожью, под ложечкой ощущалась тоскливая пустота. Уже в машине ей удалось немного успокоиться и взять себя в руки. Ерунда все это! Никто не может обвинить ее в том, чего она не совершала. Если все учащиеся начнут травиться из-за двойки, то оценки можно вообще отменить. Сумасшедший дом какой-то!

Анна снова достала телефон и набрала Дмитрия. И снова он не ответил. Она, отчаявшись, нажала на газ.

Дмитрия в колледже не оказалось, и Анна начала волноваться, что с ним что-то случилось. Она накатала ему четыре огромных сообщения с подробным описанием своего визита к следователю. Ей было страшно, а еще очень обидно, что он вдруг так исчез, хотя прекрасно понимает, как ей сейчас необходима поддержка. Если только он не уехал обратно в Ростов. Кто знает, какие у него там проблемы в бизнесе. Ближе к ночи ей стало настолько не по себе, что она прибегла к крайней мере – хлебнула пару стопок коньяка, припрятанного про запас. Коньяк помог. Анну наконец перестало трясти, она согрелась, а то ей все время было холодно. Мысли пришли в относительный порядок.

Олеся давно спала. Анна включила телевизор и тупо уставилась в экран. Телефон ожил и залился звонкими трелями. Анна схватила трубку. Это оказалась Светка.