Жестокие люди - Дирк Уиттенборн

– Ну, а когда узнают? Я бы предпочла, чтобы они услышали о моих проблемах от меня самой, чем…

– А мне-то казалось, что главный принцип работы Общества анонимных алкоголиков – анонимность.

– Люди разные бывают. – Единственный человек, которого я знал более-менее хорошо, была она сама. И то – в последнее время меня стали одолевать сомнения в том, что это действительно так.

– То есть теперь мы будем всем говорить правду? – Вы бы знали, как мне понравилась эта идея! Как и большинство заядлых врунов, я вовсе не гордился своими выдумками.

– Когда-нибудь скажем. – Мама перестала пялиться в зеркало и повернулась ко мне: – Я хочу, чтобы у нас началась новая жизнь.

– Когда ты познакомишь меня с мистером Осборном? – Это было не настолько non sequitur, как могло показаться.

– Я у него работаю… – Мама искала ключи от «Пежо». Она по-прежнему не разрешала мне садиться за руль. – Мы живем в его домике для гостей, но это не значит, что он мой друг. Он мой работодатель. – Казалось, она говорила это не только для меня, но и для себя тоже.

– А это тоже его? – спросил я, указывая на бело-голубой вертолет, который пролетал над верхушками деревьев. Он был похож на огромное насекомое.

– Наверное.

– А он может меня покатать?

– Мы здесь не для того, чтобы развлекаться.

– Зачем тогда нас приняли в Охотничий клуб?

– То есть?

– Гейтс сказал мне, что мы тоже стали его членами.

– Когда он это сказал?

– Когда ты вырубилась на заднем сиденье его машины.

– Почему же ты молчал? – В ее голосе было такое же страстное нетерпение, как тогда, когда она искала свою заначку.

– Я не думал, что это важно. – Но для нее это явно имело большое значение. Наверняка она разоралась бы из-за того, что я забыл сказать ей об этом, если бы в комнату не вошла Джилли. Она появлялась в доме два раза в неделю, и убиралась по нескольку часов.

Моя подружка ткнула меня пальцем в плечо и спросила:

– Ну, как делишки, Финн? – Если бы она пихнула меня не так сильно, я бы решил, что она со мной заигрывает.

– Здравствуйте, миссис Эрл. – С тех пор, как мы приехали в Флейвалль, мама, никогда не бывшая замужем, получила титул «миссис».

– Привет, Джилли. – Мама явно пыталась дать понять, что в ее услугах сейчас не нуждаются; ей хотелось, чтобы Джилли убралась куда-нибудь подальше, и мы могли без свидетелей поговорить об Охотничьем клубе.

– Миссис Эрл…

– Да, Джилли?

– Я просто хотела узнать, как мне лучше вас называть – миссис Эрл или доктор Эрл?

– Что-о? – Если бы Джилли не была так поглощена сборкой пылесоса, то по выражению лица моей мамы сразу бы поняла, что дело нечисто.

– Финн сказал мне, что вы окончили медицинский институт во Франции, и мама велела спросить вас, как мне к вам обращаться: миссис или доктор. Понимаете, мистер Слоссен, наш дантист, всегда раздражается, если его не называют «доктор». – Мама нервно стиснула зубы. Я видел, как пульсировала венка на ее шее.

– Я бы предпочла, чтобы ты называла меня, – мама задумалась на секунду,

– просто Лиз.

– Была бы у меня такая мама, как вы! – Некоторое время все мы глупо улыбались, глядя друг на друга.

– Финн, у меня в машине лежит для тебя одна вещь. – Я с виноватым видом поплелся за мамой, словно собака, которая знает, что сейчас ей зададут трепку за то, что она устроила в комнате раскардаш. Когда мы вышли из дома, мама нервно огляделась вокруг и так вцепилась в мою руку, что чуть не расцарапала ее до крови.

– Ты зачем сказал ей, что я врач? Ты что, с ума сошел? – Она поняла, что я стыжусь ее, и это только подогрело ее ярость.

– Хочешь, чтобы я пошел к ней и сказал, что наврал? – Мама сжала мою руку еще сильнее. – А может, сама скажешь ей правду? – Угроза подействовала. Она отпустила мою руку.

Джилли стояла у другого выхода и вытряхивала содержимое фильтра пылесоса в мусорный ящик.

– Доктор… То есть, Лиз… – Ее явно смущала дозволенная ей фамильярность.

– Да, Джилли? – Мамин голос прозвучал так, будто она и впрямь работала в штате Главной городской больницы города Нью-Йорка.

– Скажите, а где в медицинский институт поступить легче – во Франции или в Штатах?

– Во Франции это сделать намного легче, – сказала мама сквозь зубы.

– Мам, ну не скромничай! На самом деле, это очень сложно.

– Как вы думаете, мне стоит попробовать? На вступительных экзаменах я набрала тысячу двести баллов.

– Но ведь Франция так далеко отсюда… Может, тебе стоит сначала поступить в колледж, а уж потом решить, что делать дальше? – Мама залезла в машину, нажала на газ, потом остановилась, дала задний ход и подъехала поближе к окну. Видимо, она хотела что-то сказать, но тут я нанес последний удар:

– Вы что-то забыли, доктор? – Как ни странно, но мне самому было сложно понять, чего я на самом деле хочу: облегчить нашу жизнь или осложнить ее.

Вернувшись в дом, я брякнулся на диван в гостиной комнате и стал наблюдать за тем, как Джилли пылесосит потертый коврик. По словам мамы, раньше на нем молились. А потом он якобы висел в музее. Сказать по правде, наблюдал я не за тем, как она прижимает щетку пылесоса к полу, а потом поднимает ее, а, скорее, за тем, как во время этого процесса покачиваются груди под ее футболкой. Когда мама была в доме, платье Джилли всегда было наглухо застегнуто, но когда мы оставались наедине, у нее начинался приступ аллергии, и тогда она расстегивала пуговицы.

– Слушай, Джилли… – начал я.

– Что? – Она ничего не слышала из-за рева пылесоса.

– Знаешь, однажды… – Я не знал, как спросить ее о том, знала ли она тех ребят, которые катались на лошади.

– Что ты сказал? – Пальцем ноги она нажала на кнопку пылесоса, чтобы его выключить.

– Помнишь ту дорогу, на которой вы с Двейном швыряли в меня банки из-под пива? Скажи, ты видела там…

– А, понятно. Ты из-за этого меня в упор не замечаешь?

– С чего ты взяла, что я тебя не замечаю?

– Ну да, конечно. Ты мне даже пива не предложил.

– Хочешь пива?

– Ты очень любезен. – Я достал две бутылки из упаковки, которую спрятал в холодильнике. Джилли тоже пошла за мной на кухню. – Почему твоя мама держит пиво в отделении для овощей?

– Так оно дольше хранится.

– Ты такой смешной, – хихикнула она. Одним глотком она осушила половину бутылки и громко рыгнула. Мы оба рассмеялись. – А хочешь «флейвалльской красной»?

– Что?

– Сами растили. – Джилли достала из сумочки сложенную в несколько раз влажную газету. Внутри оказался стебель марихуаны, длиной в два фута. Да, это вам не та дрянь, которую мы с Хлюпиком покупали на Вашингтон-скуэр.