Невеста опального принца - Инесса Иванова

Вот и её величество долго не выдержала и, вскочив на ноги, ни сказав ни слова, вышла вон. Сейчас в её походке, горделиво вскинутой голове и тяжёлой поступи чувствовался вызов.

Её милость Лира, старшая фрейлина, громко цокнув языком, посмотрела на Рьяну, как на вошь, распространяющую гнилостную немощь, и медленно пошла следом, держась за золотой ключ, висящий на длинном шнурке, символ своей власти.

Три девицы из младших фрейлин испуганной стайкой пичуг вспорхнули с насиженных мест и ринулись следом, а немногочисленные придворные многозначительно переглянулись. Парочка джентльменов брутальной наружности из свиты короля громко зааплодировали.

И Рьяна, гордая собой, прижав рук к сердцу, шутливо им поклонилась.

– Видишь, я буду иметь успех. А уж когда стану принцессой, и подавно! – прошептала она, проходя мимо и наклоняясь в мою сторону. Я с улыбкой посмотрела ей вслед. Ну-ну!

– Ваша игра, Ариса Офосская, очень меня впечатлила, – произнёс длинный и худой человек с остроконечной бородкой, одетый в пурпурную рясу. Я как раз спустилась с подмостков и собиралась покинуть зал для репетиций.

«Инквизитор, глава Ордена Святого Полония!» – подсказала обрывочная память моей предшественницы. И вместе с тем я остро почувствовала, что от этого человека и мага, умеющего распознавать ложь, лучше держаться подальше. Но ни в коем случае не сметь это ему демонстрировать!

– Благодарю, Великий Магистр! Ваша похвала особенно приятна. Не ожидала, что такому опытному царедворцу понравится простенькая пьеса!

Мы говорили, стоя поодаль. По той простой причине, что везде, где бы не появлялся Магистр, вокруг него образовывалась пустота.

От таких, как он, священников, выросших из пыточных дел мастеров, лучше держаться подальше. Магистр Петер Джеймс славился тем, что его противники однажды впадали в немилость и ударялись в ересь.

А чернокнижнику, за которого взялся сам Великий Магистр, уготована одна участь – магический огонь, очищающий от скверны. А то, что после этого маг терял Дар и превращался в полудурка, ну так, лес рубят – щепки летят.

– Я говорю не о пьесе, Ариса. А о вашем триумфальном возрождении. Говорят, вы вдруг очень изменились. После попытки утопиться в Проклятом омуте. И притащили с собой болотную выдру.

– Что ж, информация у нас поставлена хорошо, – процитировала я реплику из комедии советской эпохи. Теперь мне было не до смеха.

Магистр буравил меня своими круглыми и большими, как у совы, голубыми глазами. На его энергичном лице не появилось ответной улыбки.

– Дорожите своим родством с её величеством. И слушайтесь во всём. А иначе быть беде.

– Увы, я не чернокнижница, – снова попыталась я пошутить и сгладить углы, но сделала только хуже.

Магистр, который был выше меня на целую голову, наклонился к уху и прошептал:

– Видите, вы уже об этом жалеете. Как бы не пришлось пожалеть всерьёз… Доброго вечера, ваша милость!

И мужчина отправился дальше, задев меня полой сутаны.

От него веяло болотной тиной, да совсем не такой, в которой жил Пузырь, а той, в глубине которой прячутся не лягушки, а убитые мертвецы.

Их голые черепа зияют пустотами глазниц, а прекрасно сохранившиеся зубы оскаливаются в вечной ухмылке.

В замке было холодно даже летом. Некоторые помещения топили, но не все живущие в королевской обители могли себе это позволить. Дрова стоили дорого, а магический огонь и того дороже.

Правое бедро, на котором проступило белоснежное пятно, постоянно мёрзло и ныло, как суставы ревматика. Я поискала сведенья в обширной королевской библиотеке, но самостоятельно найти нужную книгу среди сотен томов, выставленных на пыльных полках, оказалось невозможно.

– Я могу помочь, ваша милость? – тоненьким голоском спросил тщедушный молодой человек.

Его лицо было густо усеяно веснушками, наверное поэтому говорил он тихо, а на глаза так низко надвигал кепку, что почти не было видно лица.

– Да, мне хочется почитать что-нибудь о белоснежной напасти. Слышали о такой?

– Нет, но я поищу. Простите, дедушка приболел, вот я ему и помогаю. Только не говорите, пожалуйста, лорду Виту Хуго. Он и так всё время твердит, что дедушке пора на покой, а ведь тогда не дадут пособие по выслуге. Надо поработать ещё пару лет.

Он лепетал, то бледнея, то краснея, тонкие руки дрожали, голос ломался, вот-вот заплачет, и мне стало жаль бедного юношу.

– Не волнуйтесь. Как вас зовут?

– Стефен, ваша милость, – чуть запнувшись, произнёс он.

– Вот и прекрасно, Стефен. А чем болен ваш дедушка?

Я стояла у стеллажа и с любопытством первооткрывателя рассматривала толстые корешки книг. Мне не хотелось смущать юношу. Особенно учитывая то, что я прекрасно видела: это переодетая девица в гриме.

Нет, внешне всё было сделано правдоподобно, но вот внутреннее чутьё говорило мне об обратном. Оно было таким настойчивым, что я ни минуты не сомневалась в его правдивости.

– Лёгочный задых у него. Это от здешней пыли.

– Понятно, вы можете идти, Стефен.

Фальшивый юноша поклонился и ринулся к раскрытой книге, лежащей на специальной подставке. Произнёс два коротких слова-заклинания, и её страницы замелькали, пока свет, исходящий от руки молодого человека не погас, и книга не раскрылась на нужной странице.

– Третий стеллаж пятая полка, – звонко отчеканил Стефен и три раза громко хлопнул в ладоши.

Приставная лестница ожила и, кряхтя, как старый истопник, двинулась к нужному стеллажу. Я смотрела на всё, открыв рот. Даже отодвинулась в сторону, чтобы ненароком не очутиться на пути деревянного служителя библиотеки.

Стефен проворно забрался по ступеням и, что-то пробурчав себе под нос, выудил из недр полки тоненький свиток.

– Вот здесь можно посмотреть, ваша милость. Про белоснежную напасть мало пишут, редкая это болезнь.

– Спасибо, я посмотрю.

– А я пока, с вашего позволения, ещё что поищу. Но, простите за то, что влезаю не в своё дело, об этом лучше знахарку спросите. Кассандру. Она к её величеству раз в неделю ходит. Говорят, на деньги жадна, не устоит перед мешочком золотых совиров.

Стефен говорил быстро, бросая на меня тревожные взгляды, словно боялся, что я сейчас дам ему пощёчину.

– Почему ты всё это мне говоришь? Мы ведь не были раньше знакомы.

– Ах, ваша милость, я обожаю книги и фолианты. Готов жизнь на них положить! Да только почти никто здесь этим богатством, – он оглядел стеллажи с радостным восторгом, – не интересуется. Кроме…

– Кроме кого? – спросила я, почуяв что-то интересное.