Змеиное гнездо - Томас Гиффорд

Ходят слухи о незаконных источниках финансирования кампании (и что тут нового? признаться, не демократы держат патент на это явление), о подковерных сделках с Мексикой, Японией и Россией относительно охраны среды, торговли и прав человека, об участии в отмывании крупных доходов от наркоторговли – продолжайте сами. Да еще все эти рассказы о любовных гнездышках в Вирджинии, на побережье Мэриленда и бог весть где еще. Эти слухи вполне открыто обсуждаются в частных домах, у „Дюка Сиберта“, в „Ситронелле“ и в Жокей-клубе, и, хотите верьте, хотите нет, вчера мне предлагали взглянуть на парочку откровенных фотоснимков. Нет, никакой „клубнички“, никаких пакостей.

Наоборот, сказали мне, снимки изображают не кого иного, как Его Серое Преосвященство, как обычно, щегольски разодетого в свои девяносто, углубившегося в беседу с Нестором „Тони“ Саррабьяном в вирджинском поместье последнего. Для тех, кто забыл, напомню, что Тони Саррабьян, начинавший как торговый советник богатенького арабского князька, известного тем, что, сбивая подростков на улицах Вашингтона, он уходил от ответственности с помощью старой уловки дипломатической неприкосновенности, теперь, что называется, „посредник“. Он воистину научился извлекать выгоду из своих услуг. Скажем, нужно вам вооружить мятежников или, наоборот, подавить мятеж: загляните к Тони в „Ассоциацию Саррабьяна“ – и захватите с собой деньги. Или, скажем, вам нужно получить для кого-то лицензию на телевещание – зайдите к нашему Тони… и захватите деньги. Нужно „замять дело“, как говорят в нашем малограмотном обществе? Нужны давно распроданные билеты на лучшие места на финальном матче? Нужно сбыть с рук ядерные боеголовки, которые так и не пригодились и захламляют ваш дом до крыши? – Идите на поклон к Тони Саррабьяну – и не забудьте о деньгах. Или, например, нужно оплатить политические амбиции Чарльза Боннера и его веселой шайки? Тони – тот кто вам нужен. Билет в Белый дом гарантирован.

Но откуда, спросите вы, берется влияние Тони? Из его связей с вожаками стаи, с псами, забравшимися так высоко, что им уже не приходится драться за свое место с псами, простите за выражение, вроде Чарли Боннера и его банды, с псами вроде Дрю Саммерхэйза, который и в старческом маразме продолжает „консультировать“ президента Соединенных Штатов.

Так что, увидел ли я те снимки? Конечно, увидел. Я не взял их со стола, куда положил фото мой информатор, но сомнений не было: Саммерхэйз с Саррабьяном. Достаточно неприятно представлять столп истеблишмента проводящим время с Тони Саррабьяном. Но хотелось бы еще знать, что им понадобилось обсудить в уединенном сельском доме Тони в Блу-Ридж-Маунтинс? Или их снимали в кошмаре, который он называет домом, на берегу Потомака?

Имейте в виду, я не брал фото в руки. Но, полагаю, мой информант мог бы доставить эти снимки и ко мне в офис, а я, будь я в подходящем настроении, мог бы тиснуть их рядом со своей колонкой. В доказательство того, что вы, друзья, можете мне верить.

Не бойся, чувствительный читатель. Нам не придется долго дожидаться, пока упадет второй башмак. Это так же неизбежно, как смерть, налоги и падение Чарли Боннера. Но к чему, спрашиваю я себя, пришел под конец жизни Дрю Саммерхэйз? Если вы столкнетесь с ним в Нью-Йорке: в Гарвард-клубе или в „Четырех временах года“ – в других местах его теперь трудно застать, – можете спросить сами».

Вот что читал Дрю как раз перед тем, как пустил себе пулю в висок. Баллард Найлс – еще одна пуля в шестизарядном револьвере. Сейчас Бен Дрискилл охотно убил бы Найлса голыми руками. Его дела – убийства с помощью намеков и сплетен – заслуживали, по мнению Бена, смертного приговора.

Редкое исключение в обычном оформлении газеты – по сторонам колонки Найлса помещались две черно-белые фотографии. Освещение было не идеальным и разрешение оставляло желать лучшего, но они действительно изображали Дрю Саммерхэйза с Тони Саррабьяном. На одной, на борту яхты Тони на Потомаке, они опирались локтями о фальшборт, улыбаясь фотографу. Другая застала их в более приватной беседе: они сидели на каменном парапете на фоне, кажется, речного пейзажа, склонив друг к другу головы. По-видимому, Тони говорил, а Саммерхэйз слушал. Саррабьян на обеих фотографиях был в рубашке поло с открытым воротом. На Саммерхэйзе – двубортный клубный пиджак с белой рубашкой и галстуком. Бен не сомневался, что туфли у него на ногах белые, с завязанными бантиком шнурками – точь-в-точь такие, как носил его отец, когда Бен был мальчишкой. И сами собой возникали вопросы: о чем они могли говорить? По какому случаю встретились? Кто снимал? И, самое главное: кто принес снимки Найлсу? Кто прислал Дрю факс? На верху страницы не было идентификационного номера, только общее «Г-3» на каждом листе.

Забавно, как незаметно подходит момент, когда ты, сам не зная того, делаешь шаг с твердой земли в пропасть, где все затянуто дымом, как после авиакатастрофы, и чувствуешь, как нарастает в тебе вопль, и все правила меняются, а новые тебе неизвестны… Так виделся мир Дрискиллу на залитом ливнем и продуваемом всеми ветрами острове в ту ночь.

Это была долгая ночь, ночлег в доме мертвого. Он наконец задремал около четырех утра. Проливной дождь сменился летящими клочьями тумана, рассвет был серым и вязким и безбожно жарким. Он проехал по пустынной дамбе, объезжая ветви и стволы, вылетевшие на дорогу. На пустую дорогу. Он встал в виду парома и на третьем рейсе покинул Шелтер-Айленд.

Бен Дрискилл сошел на платформу и пробился в вокзал Юнион в удушающей жаре. В поезде доспать не удалось: уставившись в окно, он перебирал в уме все, связанное со смертью Саммерхэйза. Ему хотелось с кем-нибудь поговорить, но нельзя было раскрывать рта, пока он не доберется до Белого дома. Вспотевший, усталый, раздраженный, он вошел в великолепное старое здание вокзала, недавно отреставрированное и ставшее одним из крупных аттракционов столицы. Плотная обеденная толпа переполняла рестораны, туристы и продавцы в бутиках, дети, возвращающиеся из школы, – лица блестели от пота, как блестели все лето и будут блестеть до поздней вашингтонской осени. Выходя из торгового зала, он сразу увидел комитет по встрече.

Эллери Дунстан Ларкспур был единственным на всем вокзале, кто не вспотел. Он всегда был свеж и подтянут: рубашка накрахмалена до хруста, галстук-бабочка затянут под воротник, на манжетах ни морщинки, складки острые, как бритвенное лезвие. Увидев Бена, он пригладил ладонью зачесанные со лба пряди и помахал рукой.

– Видит бог, на что я иду ради ближнего своего! – Он чуть пришепетывал – своего рода торговая марка. – Я добыл машину и шофера, мой мальчик. Нельзя же, чтобы великий Бен Дрискилл истекал потом, дожидаясь такси! – В его шепелявости было что-то особенно милое. Теле- и радиоинтервью прославили его пришепетывание на всю страну.

Но теперь жовиальность сползла с него, как маска.

– Мне так страшно жаль, Бен. Ты же знаешь, как я относился к Дрю. – Он понизил голос до шепота, а его ладонь на миг опустилась Бену на плечо. – Эй, давай я возьму. – Он отобрал у Дрискилла портфель – жест гостеприимного хозяина.

Этот высокий сутулый человек всегда поглядывал будто свысока, какого бы роста ни был собеседник. Лицо у него было розовое, ресницы бледные, а глаза – теплого голубого оттенка.