Ярость и рассвет - Рене Ахдие
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Шарзад замолчала, ее взор порхнул в сторону солнечного света, льющегося с террасы.
– Ты закончила? – мягко спросил халиф.
Она покачала головой.
– На свадьбе нового эмира был гость из далеких земель – маг из Африки, ищущий волшебную лампу. Но на самом деле его интересовала не лампа. Он искал юношу. Молодого юношу по имени Аладдин.
На челюсти халифа напряглась мышца.
– Это новая история.
– Нет, не новая. Это часть той же сказки.
Раздался стук в дверь.
Шарзад поднялась с кровати и схватила свою шамлу. Дрожащими руками она завязала ее на талии.
– Шарзад…
– Видишь ли, Аладдин был отличным игроком… наследственным обманщиком. Его отец перед ним был…
– Шарзад.
– Это та же история, сеид, – сказала она спокойным, тихим тоном, сжимая руки в кулаки под складками одежды, чтобы они не могли выдать ее вероломства.
Когда раздался еще один стук в дверь, на сей раз более настойчивый, халиф поднялся на ноги.
– Входите, – разрешил он.
Четыре солдата вместе с шарбаном Рея вошли в спальню, и Шарзад почувствовала, как пол под ней начал качаться. Она сжала колени и выпрямилась, чтобы не дать своему телу выказать хотя бы малейший признак слабости.
«Почему отец Джалала здесь?»
– Генерал аль-Хури, что-то случилось? – спросил халиф.
Шарбан поклонился своему королю, поднеся руку ко лбу.
– Нет, сеид. – Он колебался. – Но… уже утро. – Его глаза метнулись в направлении Шарзад. Он побледнел, отказываясь встретиться с ней взглядом.
«Он не может… он… он хочет убить меня? Почему он хочет, чтобы я умерла?»
Когда халиф не сделал никакого движения, чтобы остановить его, шарбан кивнул стражникам.
Они зашагали в сторону Шарзад.
А ее сердце… ее сердце готово было выскочить из груди.
«Нет!»
Стражник потянулся к ее руке. Его рука сомкнулась вокруг ее запястья, и Шарзад заметила, как лицо халифа напряглось. Она выдернула свою ладонь из руки стражника, словно это было пламя, обжигающее кожу.
– Не прикасайся ко мне! – закричала девушка.
Другой стражник протянул руку, чтобы схватить ее за плечо, и она, предварив это, ударила его по руке.
– Ты что, глухой? Как ты смеешь ко мне прикасаться? Ты знаешь, кто я? – В ее голосе прозвучала нотка паники.
Не ведая, что еще можно сделать, девушка сосредоточилась на своем враге.
В его тигровых глазах было… терзание.
Настороженность.
А потом?
Спокойствие.
– Генерал аль-Хури?
– Да, сеид.
– Я хотел бы представить вам гору Адамант.
Взгляд шарбана метался между халифом и Шарзад.
– Но, сеид… Я не понимаю. Вы не должны…
Халиф повернулся лицом к шарбану.
– Вы правы, генерал. Вы не понимаете. И вы даже, вероятно, никогда не поймете. Несмотря на это, я хотел бы познакомить вас с горой Адамант…
Халиф оглянулся на Шарзад, призрак улыбки играл на его губах.
– Моя королева.
Рида Тарика была покрыта толстым слоем пыли. К каждой открытой части его тела прилип песок. Гнедой жеребец юноши был гладким от пота, и вокруг железной узды у него во рту начала собираться белая пена.
Ворчание Рахима становилось громче с каждым часом.
Однако взору Тарика уже открылись городские ворота Рея, маячащие на горизонте.
И он отказывался остановиться.
– Ради всего святого, мы можем хоть чуток замедлить наш темп? – закричал Рахим уже в пятый раз за несколько минут.
– Вперед. Замедли темп. А потом просто скатись со своего седла. Ты наверняка станешь пиром для ворон, – огрызнулся Тарик.
– Мы уже два дня несемся без остановки!
– И, несмотря на это, почти не сдвинулись с места.
Рахим замедлил лошадь до легкого галопа, вытирая пот со лба.
– Не пойми меня неправильно, я так же волнуюсь за Шази, как и ты. Но какая от тебя, полуголодного и почти мертвого, будет кому-нибудь польза?
– Мы сможем поспать под облаком благоуханий, как только доберемся до дома дяди Резы, – ответил Тарик. – Нам нужно просто добраться до Рея. Мне нужно… – Он еще раз пришпорил лошадь.
– Тебе не стоит так волноваться. Если кто-то и способен сделать невозможное, так это Шази.
Тарик осадил своего арабского скакуна, чтобы выровняться с Рахимом.
– Она даже не должна была пробовать.
– Это не твоя вина.
– Ты думаешь, меня волнует чувство вины? – взорвался Тарик.
– Я не знаю. Но все же понимаю – ты чувствуешь свою ответственность за то, чтобы это исправить. А я чувствую ответственность перед тобой. И Шази.
– Извини, – сказал Тарик. – Я не имел права кричать на тебя. Но сделал бы все, чтобы предотвратить это. Одна мысль о ней…
– Прекрати. Не кори себя.
Несколько минут они ехали в тишине.
– Я действительно чувствую себя виноватым, – признался Тарик.
– Знаю.
– Я чувствовал себя виноватым и тогда, когда умерла Шива.
– Почему?
– Потому что я не знал, что сказать Шази после смерти ее лучшей подруги. После смерти моей двоюродной сестры. Я не знал, что сказать хоть кому-то. С моей матерью все было совсем плохо. Моя тетя – ну, я не думаю, что кто-то мог предотвратить ее смерть, в конце концов. А Шарзад… она была такой тихой.
– Это само по себе раздражало меня, – промолвил Рахим горестным тоном.
– Я должен был знать еще тогда. Я должен был увидеть.
– О, если бы ты был провидцем, Тарик Имран аль-Зияд, – вздохнул Рахим. – Если бы мы все были. Вместо того чтобы являться бесполезным третьим сыном, я был бы богачом в объятиях красивой жены… с прекрасными формами и длиннющими ногами.
– Рахим, я не шучу. Мне следовало понять, что она сделает нечто вроде этого.
– Я тоже не шучу, – нахмурился Рахим. – Ты не можешь предвидеть будущее. И ты ничего не способен поделать с прошлым.
– Ты ошибаешься. Я могу сделать вывод… – Тарик уперся пятками в бока своего жеребца, и лошадь полетела вперед темным пятнышком среди песков. – И я могу удостовериться, что такое никогда больше не повторится.
* * *
Была уже середина утра, когда Тарик и Рахим спешились с лошадей посреди изящных имений Резы бин-Латифа, глубоко в сердце Рея. Поблескивающий овальный фонтан из глазурованного темно-синего кафеля украшал центр двора, а пол был выложен терракотовыми камнями, искусно вырезанными в форме шестиугольников. Зеленые лозы винограда обвивали колонные арки. У основания каждой были небольшие клумбы, полные фиалок, гиацинтов, нарциссов и лилий. Факелы из выплавленной меди и железа украшали стены, словно ожидая темноты, чтобы продемонстрировать свое многогранное величие.