Елена Рубинштейн. Женщина, сотворившая красоту - Мишель Фитусси

— Вы вернули милой Нелли персиковый цвет лица и наверняка сумеете сделать крем, который улучшит мой голос…

— Прошу вас, садитесь, мадам.

Хрупкий бамбуковый стульчик вряд ли выдержал бы высокую пышнотелую певицу, и она благоразумно осталась стоять. И тогда миниатюрной Елене, которая, как она потом вспоминала, «почувствовала себя карлицей» перед внушительной гостьей, пришлось забраться на стул, чтобы все-таки осмотреть ее лицо.

Случалось, что очередь в салон Елены начиналась на лестнице, а порой и на улице. Салон стал слишком мал, чтобы вместить всех желающих. Что поделать, стены не раздвинешь! Немного подальше, на Литл-Коллинз-стрит, Елена обратила внимание на только что построенный дом под номером 274. Она сняла там квартиру из семи маленьких комнат, которые превратила в три большие, убрав перегородки.

Распределение осталось прежним: кабинет, косметический салон, «кухня». Стены приобрели приятный нежно-зеленый оттенок, мебель стала изящнее, но стиль остался прежним, «артистическим», как написала одна из ежедневных газет Сиднея. Атмосфера салона по-прежнему дышала современностью, и в то же время в ней чувствовалась забота об удобстве для посетительниц. Ассортимент расширился, персонал увеличился, счет в банке вырос.

В 1905 году, через девять лет после приезда в Австралию, Елене исполнилось тридцать три года, и на банковском счете у нее лежало уже сто тысяч австралийских долларов. Богатством она была обязана своей феноменальной работоспособности, благодаря которой, не жалея ни сил, ни времени, она тысячами изготавливала и продавала маленькие баночки с кремом.

Каждая из них приносила ей двенадцать центов чистой прибыли, за вычетом налогов, зарплаты, аренды помещения и вложений в рекламу. Елена никогда не забывала советов мистера Томпсона: какой бы дорогой ни была реклама, она окупится во сто раз. Разумеется, у нее были и другие расходы. Жила она по-прежнему над магазином, очень мало тратила на себя, но никогда не жалела денег на то, что могло поддержать ее марку. Она экономила каждый цент и работала на процветание своего предприятия.

В ту пору Елена усвоила для себя несколько очень простых правил, которым она будет следовать и спустя шестьдесят лет. Никогда не оставлять письма без ответа. Внимательно выслушивать каждого. Обязательно проспать ночь, прежде чем принимать важное решение. В случае сомнений спросить совета, а самой промолчать. Она научилась также управлять коллективом и распределять работу. Теперь весь процесс поделен на этапы: изготовление кремов, упаковка, продажа, распространение и реклама. Она тщательно следит за всеми видами работы. «Меня всегда занимали частности, страсть к ним я сохранила навсегда», — скажет она в преклонные годы.

Елена отчетливо понимает, что еще не слишком твердо стоит на ногах: все пути перед ней открыты, но дело может и рухнуть в одночасье. Она могла бы ограничиться успехом в Австралии, укреплять его, открывая салоны в других городах — Сиднее, Брисбене, Веллингтоне, а также в Новой Зеландии. Для жизни этого было бы более чем достаточно. Но успех подстегивает Елену, она всегда хочет от жизни большего. Ее амбиции — это амбиции человека, желающего брать новые рубежи. Она добилась успеха в той области, где множество конкурентов готовы подставить ей подножку и свалить ее, но она должна превзойти их всех.

Елена убеждена, что единственный подлинный путь к красоте — это наука, и горько сожалеет, что ей не суждено было выучиться на врача. Теперь у нее есть средства, и она решает заполнить пробелы в своем образовании. Новые знания станут прекрасным подспорьем ее деловой хватке.

Но для этого она должна вернуться на старый континент. Там живут и работают лучшие ученые. Там лучшие эксперты, лучшие университеты, лучшие библиотеки. Там она удовлетворит свою жажду знаний, проверит накопленный опыт.

В июне 1905 года Елена вновь поднимается на борт пакетбота, но на этот раз она плывет в Европу.

Казимеж, первый и неизбежный пункт ее путешествия, кажется ей бедным, грязным, убогим. В Австралии Елена привыкла к комфорту. К тому же там она не раз переезжала с места на место, знакомилась с самыми разными людьми — колонистами, светскими дамами, бизнесменами, банкирами. Общаясь с ними, она многому научилась, горизонт ее расширился. Да и Мельбурн — город, живущий в постоянном движении и, кажется, не знающий сна. В Казимеже все наоборот. Им завладела гнетущая неподвижность, все подмяла, царит надо всем. Здесь ничего не изменилось со дня ее отъезда: ни раввины без возраста в поношенных длиннополых пальто, похожие на странных бородатых ворон, ни кумушки-сплетницы на пороге домов, ни бледные худосочные студенты, выходящие из иешивы, споря о каком-то из параграфов Торы.

Улицы, похоже, еще больше сузились, пока ее не было. От запахов жирной пищи, что плывут из открытых окон, у Елены поднимается тошнота. Она смотрит на облупившиеся фасады, стены, почерневшие от дыма, мусор на грязных тротуарах так, словно видит их в первый раз. Фиакр везет ее от вокзала к родному дому — как хорошо, что она не шлепает по этой грязи! — и детство мало-помалу возвращается к ней. Нет, никогда она не сможет снова жить здесь, среди этих чужих ей людей.

Краков разочаровывает ее безнадежно. Глухая провинция. Даже магазинчики вокруг площади Рынок. Вкус Елены за это время стал более изысканным, она одевается у известных портних, которые шьют наряды по последней парижской моде. Ностальгия, которую она испытывает вдалеке, слаще этой безотрадной действительности.

Встреча с семьей разочаровывает еще больше.

— Почему такая строгая прическа? — взглянув на дочь, спрашивает Гитель неодобрительным тоном, который Елена ненавидит. — Тугим узлом ты портишь волосы. И если будешь так одеваться, никогда не найдешь себе мужа, дочка. Посмотри, твои сестры Полина, Роза и Регина уже замужем, а ты…

Гитель постарела. Руки у нее дрожат, вокруг рта залегли горькие складки, долгие годы лишений наложили на нее свой отпечаток. Вполне возможно, в ее поучениях таится досада, а может, и капелька зависти. Старшая добилась успеха, а ей, матери, ее судьба виделась такой мрачной! Елена могла бы ответить ей, гневно повысив голос, но лишь покачивает головой. Маму не переменишь. У нее одна забота: выдать дочерей замуж. Она перебирает возможных и желанных женихов, как скупец золото. Три сестры нашли себе мужей, остальные четыре чахнут дома в ожидании.

Герцель занят в уголке своими книгами и молчит. Он сгорбился, скукожился, борода у него побелела. В бархатной ермолке, лоснящемся пиджаке он все больше похож на дедушку, раввина Соломона Рубинштейна, чье суровое лицо смотрит с портрета в гостиной. Отец так и не простил дочь, он едва с нею разговаривает. Холодно поздоровавшись с Еленой, он опять погружается в свои книги.

К счастью, Стелла, Манка, Ческа и Эрна гораздо приветливее. Они в восторге от элегантности старшей сестры, восхищаются ее драгоценностями, щупают материю ее платья, трогают кружева, спрашивают, сколько стоит шляпа, засыпают вопросами о ее новой жизни. Они щебечут, перебивая друг друга, высказывают тоненькими голосками школьниц критические замечания и конечно же ей завидуют.