Брусиловская казна - Сергей Бортников

– Не перебивай! Во время войны он попал в плен, околачивался в Германии, затем вернулся в Советскую Россию, был пределён в Холмогорский лагерь, откуда его вызволил царский контрразведчик Израэль Апфельбаум – так звали раньше знакомого тебе Сергея Эдуардовича Яблокова.

– Вот это номер! – удивлённо и в то же время радостно выдохнул Иван Иванович. Радостно от того, что Белоцерковский не оказался предателем. Ему даже на миг стало неловко из-за того, что подозревал своего начальника в сговоре с преступниками.

– Но сюда он прибыл по заданию руководства с какой-то особой миссией. Да-да… Никакой Павел Алексеевич не врач, а наш с тобой коллега. Капитан. Так что добраться до него я пока не могу…

– Жаль!

– А вот зачем они решили вовлечь в свою схему ещё и тебя – ума не приложу! – продолжил размышлять вслух старший майор.

– Я местный. Из Кашовки.

– Знаю.

– Яблоков просил меня съездить на родину и кое-что узнать, – всё же не решился предъявлять сразу все козыри Ковальчук.

– Что именно?

– Не разбогател ли кто случайно…

– Понятно. Значит, и в этом деле следует искать денежный след, финансовую, так сказать, подоплёку?!

– Похоже на то.

– Теперь мне ясно, почему к Казанцеву в своё время проявляли настойчивый интерес руководители печально известного РОВСА. Золото! Где-то в районе Кашовки спрятано золото. Может, в легенде о брусиловской казне, которая распространена в здешних местах, есть частица правды? Как ты думаешь, Уссурийский тигр?

– Всё может быть, – с напускным равнодушием согласился капитан.

Время рассказать всё ещё не наступило.

Впрочем, и не наступит никогда.

Он ведь не дурак, чтобы подписать себе путёвку в далеко не оздоровительный лагерь, а то и смертный приговор.

«Почему скрывал правду все эти годы? Почему не доложил куда следует, как только стал работать в ЧК?»

Ответов на эти неприятные вопросы у него не было и нет…

15 января Иван наконец прибыл в родную деревню. В бестарке[36], установленной на подсанках, запряжённых парой породистых лошадей. Одет он был как барин, в полушубок из натурального меха, шапку из молодого северного оленя, тёплые рукавицы. На ногах – авиационные унты, вызвавшие у земляков восхищение и неподдельный интерес. Точнее, наоборот, сначала любопытство, затем – восторг.

– И где это ты такую шикарную обувку раздобыл? – более остальных усердствовал один из дядьёв – Григорий, старший брат его матери, которому недавно стукнуло шестьдесят пять.

– На Дальнем Востоке.

– И что, все советские люди могут себе позволить эти, как их…

– Унты?

– Ага…

– Ну, почти, – в очередной раз покривил душой капитан, дабы не выдавать своего высокого положения при новой власти, а значит, и возможности получать выгоды при распределении материальных благ, хотя, по легенде, специально разработанной для односельчан, он тоже не последний человек – крупный учёный, аграрий…

– И отец с мамой? – не унимался старик.

– Да.

– Кстати, как они?

– Хорошо. Привет вам передают.

– А у нас тут разные слухи ходят…

– Какие именно?

– Мол, все Ковальчуки давно выехали в Америку.

– С чего бы это?

– Василий, брат твоего батька, писал, что скоро они с Иваном свидятся в Чипаго!

– Может, Чикаго?

– Может.

– А он-то как оказался за океаном?

– Три семьи из нашего села туда переселились. Ещё в двадцать втором.

– Понял…

– И вот однажды в деревню пришло письмо… Так, мол, и так, живём хорошо, дружно… Ждём в гости Ивана и его семью.

– Неправда… Вы же знаете, наш Васька всегда прибрехать любил.

– Точно. А ты женат?

– Да.

– И дети имеются?

– Двое…

– Где они сейчас?

– На Дальнем Востоке.

– А ты, стало быть, здесь с нами…

– Да… Буду поднимать урожайность в вашем… нашем колхозе.

Иван Иваныч собирался остановиться в родительской хате, но та за прошедшие годы сильно покосилась и практически вросла в землю, вследствие чего старая печь не выдержала и дала трещину. Топить её было небезопасно, и, чтобы не замерзнуть и не подвергать себя риску отравления угарным газом, Ковальчук отправился искать ночлега в… местной православной церкви.

Конечно, принять его счёл бы честью каждый односельчанин, но недремлющая интуиция настойчиво толкала опытного чекиста именно в Божий храм. Тем более, что отец Серафим сам звал его в гости. Ещё утром – сразу после общего собрания, на котором присутствовали все жители Кашовки от мала до велика. Ну, как же, земляк, простой крестьянин, а выбился в такие люди!

– Доброго вечера, батюшка.

– И вам того же!

– На постой примите?

– Милости прошу!

– Вы один?

– Да.

– А матушка где?

– Я холост.

– Чего так?

– Долго объяснять… Вечерять[37]будете?

– Нет. Сами знаете, наш народ в большинстве своём щедр и гостеприимен. В каждой хате гостю наливают чарку и подают хлеб. А до хлеба: сало, грибы, картошечка – все деликатесы земли Волынской!

– Следовательно, вы сыты?

– Так точно!

– И даже сто грамм горилки со мной за компанию не соизволите?

– Никак нет. Не употребляю.

– Совсем?

– Совсем.

– Это ваше личное решение или Советская власть не поощряет?

– Нет, власть здесь ни при чём!

– Я тоже так думаю. До вас у меня врач один гостил. По фамилии Семёнов…

– Батюшки святы… Павел Алексеевич…

– Вы знакомы?

– А как же!

– Так вот… Они до выпивки гораздо охочей вас. Особенно под грибочки!

– Ну, не все ведь люди одинаковы.

– Согласен, – пробурчал священник и с сожалением окинул взглядом почти полную бутыль, наполненную вожделенной мутной жидкостью.