Возьми меня, моя любовь - Грация Верасани
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Дашь прикурить?
Пробую унять драматичность момента:
— Все всегда происходит не вовремя, — и передаю зажигалку.
— Ну да, — кивает он. — Мы все опаздываем.
Поднимается и, забавляясь, пинком откатывает ногой пустую бутылку.
— Помнишь? Ведешь себя, будто в кармане лотерейный билет, а ты выкидываешь его, прежде чем узнаешь, что выиграла… — Эмилио все понимает. — Надо больше пить, перед тем как провоцировать тебя. Одного джин-тоника недостаточно.
У меня рождается ощущение, что жизнь только что разделилась надвое: то, что есть, и то, что могло бы быть.
Встреча с Джулией, бывшей пациенткой Мартины, состоится у нее дома. О женщине я знаю только то, что до нервного срыва она работала дизайнером интерьеров, а теперь переезжает жить в Канаду к сестре. Мартина не наблюдает ее уже больше месяца, но Джулия еще ходит на прием, чтобы посоветоваться или выписать рецепт.
Лифт останавливается на пятом и последнем этаже, давлю на кнопку звонка, под которым написано «Каланчи», и после пары трелей мне открывает Джулия. Она с короткими светло-русыми волосами, большими ясными карими глазами, в вареных джинсах и безразмерной голубой майке. Ей сорок один, как мне сказала Мартина, но выглядит лет на десять моложе, как минимум.
Меня приглашают в гостиную с высоким потолком, с абстрактными картинами на стенах, обшитых деревом, в центре комнаты обосновался длинный мягкий диван с цветастой обивкой; книжная стенка с телевизором и встроенной стереосистемой; отсюда видна кухня со столом из кованого железа и несколькими связками ключей, возможно, от последних жильцов.
Джулия извлекает «Филипп Моррис» из пачки и приглашает присесть на диван.
— Чаю?
— Да, спасибо, — откликаюсь, глядя, как она между делом ставит две большие чашки, полные воды, прямо в микроволновку.
— Хорошо, — говорит Джулия, садясь в кожаное кресло в углу, рядом с диваном, и смотрит, как я вынимаю из сумки верный блокнот. — Мне рассказывали о твоей книге.
Я колеблюсь:
— Точно?
— Конечно.
— У меня пока лишь несколько смутных идей.
Тотчас же успокаиваюсь под ее звонкий смех и смеюсь сама.
— Можно ими с тобой поделиться?
— Конечно, — отвечает Джулия. — И спасибо за пунктуальность. У меня самолет меньше чем через два часа.
— Мартина так и сказала.
Джулия поднимается, выуживает с полочки два чайных пакетика и опускает в чашки; та, что предназначена мне, — моего любимого цвета, серого.
— Начнем?
Откашливаюсь, прочищая голос:
— Ты еще принимаешь лекарства? Седативные, антидепрессанты…
Джулия улыбается, показывая ровные белые зубы:
— Что ты обо мне знаешь?
Я припоминаю, о чем рассказывала Мартина.
— Ты долго была с женатым мужчиной…
— Знаешь, что это означает?
— Примерно.
— Я познакомилась с ним в гимнастическом зале, после степ-аэробики. Инженер-конструктор, такой милый, лет сорока пяти. Я уже слышала разговоры о нем от подруги-архитектора. Болонья — небольшой город…
— А его жена, какая она?
— Одна из тех, кто знает, как удержать мужчину. Незаменимая… Заполняет всю жизнь. И потом, у них были дети.
Рассказчица чихает.
— Простуда?
— Надеюсь, что нет, — отвечает Джулия, сморкаясь в платок.
— Как все складывалось?
— Поначалу отношения были превосходные, особенно для такой убежденной холостячки, как я в то время. Чувствуешь себя свободной от всего, что, как думаешь, неразрывно связано с любовью. Например, от жены. Моя собеседница пытается усмехнуться. — В скрытности есть свое очарование: тайно встречаться, изобретать маленькие трюки и хитрости… Кажется, будто живешь в кино.
Она прикуривает следующий «Филипп Моррис».
— Проходит год, потом почти два, и ты снова обнаруживаешь, что скинула семь кило, что работа не радует, подруги надоедают одной и той же скучищей; залепляешь ему пощечину после занятий любовью и спрашиваешь, дождешься ли когда-нибудь дня, когда он бросит жену… Банально.
У меня была чувство, что не было в мире ничего, чего бы я не знала.
— Начались нервные срывы. Я проводила дни, шатаясь по торговому центру… Марти, доктор Люци, мне очень помогла. — Джулия глотками пьет чай и ставит чашку к ножке кресла. — В то время меня преследовали кошмары. Мозги работали вхолостую. «Если бы сказала, если бы сделала»… Делаешь себе больно и упиваешься этим, мир не существует, другие не существуют, есть только ты.
— А он?
— Я продолжала встречаться с ним. Когда он предлагал.
Таращусь на лист бумаги и зеваю:
— Что он за человек?
— Такой же, как все. Со спокойной гаванью с одной стороны… и океаном с другой.
— Он не замечал, что…
— Что я дошла до ручки? Конечно, он был первым, кто посоветовал сходить к врачу.
Я чую, что ворую работу у Марти, как Барбара Альберти, когда та отвечала на письма подруги, но все равно задаю Джулии вопрос:
— Ты когда-нибудь угрожала разорвать отношения?
— Ох, время от времени мы расставались. Но всегда сходились. Напряженность между нами была очень сильной. Как бы сказать… Похоже на две убийственные стихии… Еще чаю хотите?
Качаю головой и прикуриваю «Мерит».
— Хоть что-нибудь мы делаем без этой сигареты, а?
Обмениваемся улыбками.
— Да уж.
— Все равно что сидеть на скамейке запасных. Ты — игрок, который ждет выхода на поле, чтобы начать соревноваться. Тренируешься, готовишься, но тебя никогда не вызовут.
— Когда все закончилось?
— Девять месяцев назад.
— Почему ты решилась?
— Моя собака умерла.
Прикрываю глаза и киваю. Проходит несколько минут. Собираюсь сказать: «Такие события подталкивают», но она торопится объяснить:
— «Это ни при чем, — повторяла я. — Ты не виновата. Кто угодно может заболеть…» Однако я была заботливой даже в свои худшие дни. — Джулия смотрит на меня, чтобы убедиться, что я ей верю. — Я обожаю животных.
Снова киваю, засовываю блокнот в сумку и поднимаюсь с дивана.
— Но я не заведу другую.
Она провожает меня до двери, два огромных чемодана ждут ее рядом с подставкой для зонтов.
— Спасибо за все, Джулия, — говорю и жму руку. — Доброго пути.