Без ума от шторма, или Как мой суровый, дикий и восхитительно непредсказуемый отец учил меня жизни - Норман Оллестад

отец.

Внезапно земля ушла у меня из-под ног, я полетел кувырком и застрял где-то вверх ногами. Снег забивался под парку и через ворот сыпался мне в волосы. В полуметре от моего лица был ствол дерева, подо мной – мерзлая земля и корни. Мои лыжи торчали сверху, под нависавшими ветвями. Их носки упирались в ствол, а пятки касались наружной границы ловушки, в которой я и висел головой вниз.

Я потянулся вверх, чтобы ухватиться за лыжи. Слишком хрупкая кора затрещала. Тогда я закричал:

– Отец! Отец!

Ни звука. А вдруг он меня не найдет? Ему придется прочесать склон снизу доверху. Но он может подумать, что я уже закончил спуск, и вернется в гостевой домик. А ведь если отец не придет в ближайшее время, следы мои занесет снегом, и уже никто не сможет меня найти. Я здесь замерзну насмерть.

– Отец! Отец!

У меня окоченели ноги, и голова отяжелела от прилившей к ней крови. Я расстегнул молнию на брюках и достал свой член. Зубами я стащил одну перчатку и обхватил его рукой. Он был теплым. От того, что я держу в руках что-то свое, родное, я успокоился и забыл об угрозе замерзнуть насмерть.

Видимо, в какой-то момент я убрал его обратно в штаны: когда я почувствовал, что лыжа задергалась, в руках у меня уже ничего не было.

– Малыш Оллестад! – позвал отец.

Слезы и кашель.

– Все в порядке, – сказал он. – Я здесь.

Он с треском ворвался в ловушку, мои лыжи рухнули со своей опоры, и мы оба повалились на мерзлую землю. Головой в шлеме я ударился о ствол и заехал отцу по плечу одной из лыж.

– Ты в порядке? – спросил он.

– Да вроде, – ответил я.

Отец отстегнул мне лыжи. Когда он распрямился, я увидел, что его голова достает как раз до отверстия ловушки.

– Сейчас я тебя вытащу, – сказал он.

Отец обхватил меня за талию. Посадил себе на плечи. Затем мы сцепили наши ладони в замок и вместе распрямили руки.

– Становись на ноги, – приказал он.

Я подтянул колени и встал ему на плечи. Он подался вперед, и меня выбросило из ямы. Я пополз прочь от ловушки.

Следом за мной из ямы вылетели мои лыжи. Потом показалась голова отца. Одной рукой и ногой он упирался в ствол, а носком другой ноги и второй рукой – в снежную стену. Он напоминал звезду с расходящимися лучами. Отец резко поднял руку и ухватился за ветку. С сосен сорвался снег и облепил ему голову. Оттолкнувшись обеими ногами от ствола, он вынырнул из ямы и приземлился рядом со мной.

Отец встряхнул головой – так делала Санни, выходя из океана. Затем поднял очки на лоб.

– Вот это настоящий экстрим, Оллестад.

– Я знаю.

– Как тебе эта целина?

Я смотрел на яму, и в тот момент мне было трудновато проникнуться наслаждением от спуска. Глаза отца сверкнули, словно бурю прорезал золотистый солнечный луч. Мой восторг вернулся.

Он протянул мне раскрытую ладонь и рывком поднял меня на ноги.

– Спустимся вон в ту долину, – сказал он. – Думаю, там, внизу, можно будет отлично покататься, Чудо-Мальчик.

…обмякшим телом отца. Все вокруг двигалось как в замедленной съемке. Каждая снежинка кружилась сама по себе, отдельно от других. С каждым новым порывом ветра обломки самолета скрипели по-новому. Туман расползался на отдельные струйки

пара.

Я встал на четвереньки, как волк или какое-нибудь другое животное, привычное к жизни в горах, и крутил головой, изучая воронку. Я чувствовал запах снега и по звуку отличал ветер из соседнего желоба от ветра, ревущего здесь. Хотя на мне не было лыжных очков, я четко видел все очертания. Снег перестал быть для меня бесформенной белой массой, и мне не нужно было его трогать, чтобы распознать изменения в текстуре и плотности.

Мой разум больше не перескакивал с одной мысли на другую. Прекратились все метания – победит или нет суровая буря, удержусь я на льду или сорвусь, ошибается ли Сандра насчет моего отца. Мозг отсек все, кроме географии окрестной территории.

Вдалеке, на том конце желоба, белело крыло самолета – прежде его скрывал серый туман вперемешку со снегом. Крыло было прижато к основанию большого ствола. Слой снега там был тоньше, так как основную массу намело с другой стороны.

Я пополз туда, постепенно выбираясь из воронки по боковой стенке. Ветер сбивал с ветвей острые льдинки, и они хлестали по лицу.

Чуть выше по склону ветер немного размел снег, обнажив едва заметную тропку. Руки мои нащупали это слабое углубление, прежде чем я разглядел его. Тропа пересекала желоб и исчезала рядом с деревом, под которым то таяло в тумане, то вновь появлялось крыло самолета. Оно стояло под углом к земле, упираясь в снег. Вот и укрытие…

Я подумал о коврике, который когда-то покрывал пол салона. Кажется, я видел его в куче покореженного металла, недалеко от Сандры. Он мне пригодится. Может, среди обломков удастся найти ледоруб или хотя бы пару перчаток? Я пополз по своим следам обратно к месту крушения, не думая, что могу упасть. Мне были нужны инструменты.

Среди искореженных обломков не нашлось ничего полезного, кроме коврика. Изувеченные куски металла только порезали бы мне руки, и все равно они были недостаточно прочными, чтобы вонзать их в лед. Я свернул коврик и зажал его под мышкой руки, на которую собирался опираться на обратном спуске.

Тут я услышал стоны Сандры. Она была где-то надо мной – я отсек мысли о ней вместе с другими отвлекающими факторами. Остекленевшие глаза, заиндевевшие ресницы. Я велел ей осторожно, крошечными шажками идти вместе со мной к крылу.

– Нет, – отозвалась она. – Я не могу двигаться.

…в руках обе наши доски для серфа. До меня не сразу дошло, что мы в Мексике.

– Пойдем на «мокруху», – сказал он. – Будет здорово!

Я слегка напрягся: отец упомянул «мокруху», а не волны. Спустившись по ржавым металлическим ступенькам, мы прошли мимо мексиканской парочки в шикарных льняных нарядах. Они прижались к перилам, как будто бы мы были banditos[18], или прокаженные, или что-то в этом роде.

Когда мы пришли на пляж, легкая зыбь оказалась волнами, и довольно большими.

– А сверху они казались меньше, – заметил я.

– Ты справишься. Вон там на подходе несколько отменных пиковых волн. Видишь?

– А мне надо будет держаться поближе к берегу?

– Нет, черт побери! Если не приближаться к пойнт-брейкам[19], с таким же успехом можно попросту барахтаться в пене.