Раз ошибка, два ошибка… Дело о деревянной рыбе - Сильвия Макникол

– Раньше мы рисовали…

– А в последнее время? – спрашиваю я.

– Ну да. На днях приходили его друзья и гоняли меня по дому бластерами Nerf.

– Бластерами? Ты же говорила, он не жестокий.

– Это же бластеры Nerf. Стрелы бьют не больно. У меня тоже был бластер. Было весело. Мы смеялись до колик.

Группа подростков, стреляющих в Рене стрелами Nerf? Конечно, им было весело. Но как по мне, так это подло. Именно такого поведения я и ждал от Аттилы.

– Почему он не может забрать картину сам?

– Потому что папа выставил его из дому. Поэтому он ночует у своего преподавателя.

– Ты точно можешь сходить одна?

Рене кивает. Но я-то знаю, что она не может. Она помогает мне с собаками, потому что терпеть не может оставаться одной.

Чтобы доказать свою правоту, я стою на месте. Рене отходит на небольшое расстояние. С полквартала она плетётся, не оглядываясь назад. Но я не могу просто взять и отпустить её. Наконец я решаюсь.

Это моя четвёртая ошибка за сегодня. Но, как я уже говорил, Рене помогает мне с собаками.

– Хорошо. Я пойду с тобой.

День второй. Ошибка пятая

– Побежали быстрее, чтобы опоздать не так сильно, – предлагаю я, переходя на то, что, скорее всего, можно принять за быстрый шаг. Как я уже говорил, в беге мы оба так себе. Рене двигается быстрее. Даже ветер нас подгоняет, будто тоже хочет, чтобы мы поторопились.

Я не знаю, куда деть руки, которые обычно заняты поводками.

– Слушай, – пыхчу я, – я отпросился в туалет, потому что мне пришло сообщение от Стар.

Рене кивает.

– Я знаю. Стар хочет, чтобы ты подождал пару дней, прежде чем рассказать про Ворчуна.

– Что? Нет! Она выразилась не так! – Я сбавляю ход. – Она грозилась написать заявление в службу контроля животных, если мы отдадим шапку полицейским.

Рене наклоняет голову.

– Серьёзно? – Ход сбавляет и она.

– Да. Я отпросился в туалет, только чтобы прочитать сообщение.

– Я же говорила, что она плохой человек.

Мы проходим ещё немного, и я наконец спрашиваю:

– Почему я должен ждать пару дней? Что это изменит?

Она пожимает плечами.

– Я не знаю. Может, она уезжает из страны? Нам остаётся только надеяться на это.

– Вообще Лебелы заметили, что пропал Ворчун? – спрашиваю я.

– Скорее всего, нет. Бассейн закрыт не первый день, так?

– Да. – Я смотрю на часы. Звонит первый звонок. – Надо бы поторопиться, – говорю я Рене, и мы снова переходим на быструю ходьбу. – Что насчёт почтового ящика? И ружья? Стар и в этом замешана?

– Конечно, замешана, – отвечает Рене. – Аттила мне ничего не рассказал. Кажется, его не очень волнует, что ему предъявили обвинение.

– А его когда-нибудь это волновало?

– Нет. А вот папу и маму – да.

– Понятно. – Я показываю большим пальцем вправо. – Может, свернём здесь, чтобы не ходить мимо дома мистера Руперта?

– Нет, так ещё дольше. Давай просто пробежимся.

– Пробежимся? Ну-ну, хорошо. – Мы снова переходим на бег.

Когда мы подходим к дому, подъездная дорожка пуста. Наверное, родители уже на работе. Аттила мог самостоятельно забрать свою картину. У мистера Ковальски наверняка есть машина, хотя я видел только, как он бегает. Зуб даю, он мог подбросить Аттилу до дома.

– Как мы донесём картину до дома мистера Ковальски? – спрашиваю я, потому что не хочу повторять ошибок, которые мы совершили, когда переносили рыбу. – Готов поспорить, что Рювен больше никому не даст свою тележку.

– Не волнуйся, она на флешке. Мне просто надо забрать её со стола.

– Серьёзно? Разве он не мог просто отправить её в галерею по почте?

Она пожимает плечами.

– Наверное, они не принимают работы по почте. – Она открывает дверь. Я иду за ней в подвал, где уже успел побывать раньше. Там очень круто: огромная кровать, застеленная бельём цвета фуксии и одеялом того же цвета. Над кроватью висит картина Бэнкси. На ней изображена служанка с совком. Она поднимает одеяло, под которым оказывается кирпичная стена.

– Из всех картин, которые он мог повесить, он выбрал эту. Почему? – спросил я.

– Она аллегорична: служанка сметает проблему под ковёр, – отвечает Рене. – Папа принимает её на свой счёт. – Рене подходит к столу, выдвигает ящик и достаёт что-то из него.

– Есть! – говорит она, и мы снова выходим на улицу.

– Мистер Ковальски живёт там. – Она тычет пальцем в странный квадратный дом на другом конце улицы. Всегда было интересно, чей это дом.

Он выкрашен светло-голубой краской. У него ярко-красная дверь, а на крыше есть перила, какие бывают на мансардах. Он не так далеко. Аттила и сам мог пробежаться за флешкой.

Мы снова переходим на быстрый шаг. Нам не очень хочется думать о том, что скажет миссис Уосли, когда мы придём к середине урока по физкультуре. Мы подходим к дому мистера Ковальски, у которого припаркован тот самый старый и побитый фургон мистера Джирада. Получается, что он работает на мистера Ковальски? На вмятине по-прежнему значится: «Заплати художнику». А что, люди часто забывают заплатить?

Мы подходим ещё ближе, и Рене нажимает на звонок.

Он звенит, как церковный колокол. Дверь открывается неполностью, и в щель выглядывает сморщенное, загорелое лицо.

– Как хорошо, что вы наконец здесь. – Мистер Ковальски мгновенно распахивает дверь и жестом предлагает нам войти.

– Заходите же!

Мы вытираем ноги о ворсистый коричневый коврик у двери, а затем ступаем на тёмный деревянный пол.

Кажется, что холл занимает всю переднюю часть дома. Сводчатый потолок и люстра делают его похожим на театр из «Призрака оперы». Картины занимают все стены: от пола до самого потолка. Великолепные работы, выполненные яркими красками, на которых изображены самые разные предметы и странные лица. Я не могу отвести от них взгляда.

Рене отдаёт флешку мистеру Ковальски.

– Спасибо. – Он держит её, как указку. – Я не люблю загружать работы на всякие облачные сервисы и студентам запрещаю. Нельзя вверять искусство корпорациям! Аттила, твоя сестра пришла.

В комнату входит Аттила. Заметив флешку в руке мистера Ковальски, он улыбается.

– Спасибо, – говорит он.

Я впервые слышу, как он произносит это слово.