Одиночество вдвоем - Файона Гибсон

— Нина, это Чейз. Хотел проверить, жива ли ты еще.

Я зажала телефон подбородком, и Бен начал лопотать, требуя переодевания. Его подгузник дал течь, и ползунки окрасились в темно-оранжевый цвет.

— Как там дела? — спросила я, держа ухо востро.

— Отлично. Наш тираж вырос! Представь, более шестисот тысяч экземпляров.

Итак, он звонит, чтобы похвастаться своим новым тиражом. Телефон прилип к моему уху, когда я укладывала Бена на диван и вынимала грязный подгузник.

— Ты обратила внимание на новую постоянную колонку? А несколько последних изданий видела? — спрашивал Чейз.

— Вскользь, — солгала я. С момента рождения Бена я практически ничего не читала. Журналы приняли очертания далекого яркого пятна, мгновениями дававшего о себе знать через окно газетного киоска. Бет дала мне роман, на обложке которого красовалась хижина на морском берегу. Мне пришлось прочитать первую главу три раза, чтобы вспомнить, кто такой Джордж.

— Я подумал, что тебе это понравится. Моя новая находка, с фотографиями? — пробубнил Чейз.

— Очень смело, — солгала я.

— Все так говорят. Я никогда не думал, что читатели будут фотографировать, не говоря уже о том, чтобы посылать нам фотографии, однако они делают это. При таком образе жизни, когда их тела выставляются на обозрение и еще бог знает что, они убеждаются, что существует кто-то, подобно тетушке Майре, с одноразовой фотокамерой, кто за ними наблюдает.

— Изумительно, — сказала я, хватая лодыжки Бена одной рукой, а другой хорошенько вытирая его повернутую ко мне попку.

— Новая девушка Джесс устроила это. Пока ты не вернешься, она будет заниматься очерками. Въедливая, но сок из людей, как это делаешь ты, не выжимает. Когда ты вернешься?

— Точно не знаю, зависит от того, как у нас все наладится.

— Что значит наладится? Ведь для этого существуют сиделки, ясли, разве не так?

— Я еще этим не занималась.

— Я слышал о круглосуточных гостиницах для детей — как будто они на каникулах — и совсем необязательно видеться с ними. А что, если мне подкинуть тебе какую-нибудь работенку?

— Может быть, — сказала я, поднимая Бена и сажая его себе на колени. Мгновенно правая сторона моего кардигана пропиталась теплой мочой.

— Ты чего пыхтишь? У тебя задыхающийся голос.

— Могу я тебе перезвонить?

— Ты больна? Что это за ужасный кошачий писк?

— Это всего лишь ребенок.

— Бедняга. Ты точно не хочешь вернуться на работу? — спросил он.

Настроение Бена, когда Джонатан появился с Констанс, оставалось прежним. Констанс взгромоздилась на диван, пока Джонатан дефилировал по комнате с крыльями ската на огромной сковороде. Его пейджер сработал дважды за то небольшое время, которое ушло на приготовление обеда. Джонатану поручили разработку важной компьютерной системы, привлекающей счета тех, кто оказался настолько глуп, чтобы подписаться на частную систему здравоохранения, созданную его компанией за минимальный взнос — 7,95 доллара в месяц (система эта, как сказал мне Джонатан, не позволит даже извлечь занозу). Ему значительно повысили зарплату и дали команду из пяти человек. Начальник сказал, что Джонатану надо усовершенствовать свои управленческие навыки, и поэтому он планирует послать его в Бат на курсы повышения квалификации с группой таких же служащих, в которых компания испытывает теперь недостаток.

Джонатан выложил крылья ската на тарелки и пошинковал гору латук-салата на блюдо. До последнего времени в салате всегда были аппетитные ингредиенты: бланшированный сладкий горошек или поджаренные кедровые орехи.

— Если ты не проверишь данные, то вся чертова штуковина полетит, — закончил он разговор со своим сотрудником.

Пейджер оказался на столе прямо перед нами. Констанс ткнула в свой салат и произнесла:

— Что это здесь в латук-салате?

— Это не латук-салат, это цикорий, — ответила я.

— Практически это что-то вроде цикория, — резко ответил Джонатан.

Констанс бросила на него выразительный взгляд, словно он наступил ей на ногу, и отложила листья на край тарелки.

Пейджер включался в течение всей ночи. Когда дневной свет просочился в спальню, Джонатан уже ушел на работу. Бен провел треть ночи в буйстве, зато теперь спал, как образцовый ребенок, рекламирующий спальные свойства матраса. Вместо того чтобы разбудить его и начать борьбу с его плохим настроением, я поддалась искушению и снова улеглась в постель, сделав вид, что забыла о своей встрече в Детском модельном агентстве.

Разбудил меня шум такси, которое остановилось у дома где-то около десяти. Я представила, что меня отведут в очаровательное помещение с окнами до самого потолка и улыбающимися людьми, сидящими на бархатных софах.

Однако ведущее Детское модельное агентство Британии, похоже, располагалось в однокомнатном помещении с окнами на улицу. Ничто не отличало его от других общественных построек, кроме грязно-голубой с белым надписи, выполненной в стиле свадебного приглашения и гласящей: «Маленькие красавчики».

— Да? — пробурчал голос из домофона.

— У меня назначена встреча с Ловли.

Дверь открылась, и маленькая коренастая женщина пристально уставилась на мой подбородок. У нее было лицо оливкового цвета и щеки с ямочками. Она была похожа на незрелый мандарин.

— Ловли сейчас говорит по телефону. Располагайтесь поудобнее, — весело произнесла она.

Она посадила меня на складной деревянный стул в меленьком помещении размером с кухонный стол. В комнате пахло краской. На стене в рамке криво висела фотография ребенка с испуганным взглядом в детском шерстяном комбинезоне, который, возможно, связала Констанс. Бен беспокойно ерзал у меня на коленях. От его задницы исходил резкий неприятный запах. Конечно же, я пришла без подгузников и салфеток. Я зашла в комнату с табличкой «Туалет» и обнаружила там рулон с бумажным полотенцем зеленого цвета.

— Привет, Нина! — Дверь туалета приоткрылась и показалась голова Ловли. Ее абрикосового цвета двойка придавала ее лицу, цвета водонепроницаемого пластыря, приятное выражение. — Рада, что ты нашла нас. Хочу спросить, знаешь ли ты что-нибудь о работе фотомодели?

— Совсем немного, — сказала я, следуя за ней из холла в гостиную, которая, судя по всему, была центром детского модельного мира. Три женщины одновременно говорили по телефону. Огромные фотографии украшали комнату: маленькая девочка с прической конский хвост делает реверанс; мальчик с самодовольным видом жадно ест эскимо в шоколаде.

— На самом деле? — проговорила женщина-мандарин. — Не похоже, чтобы у Николаса был неудачный день. — Она повесила трубку. — Николас Хорли из рекламной фирмы «Органика», схватив открытую консервную банку с яблочным пюре, отрезал кончик своего маленького пальца. Судя по всему, он никогда не будет иметь отпечатка этого пальца.